— Стой! — закричал Иван, но было поздно.
С визгом оборвался трос, грохнул по железной обшивке, и вездеход, крутнувшись на месте, медленно начал сползать по склону, осыпая с дороги камни. Склон был крутой, скалистый, с глубокими рытвинами.
Иван бросился к машине. В кабине судорожно дергал рычагами растерянный паренек. Вездеход тихо, неотвратимо кренился, правая гусеница повисла, левая отчаянно повертывалась на гладком леденелом грунте.
— Прыгай! — крикнул Иван.
Паренек послушно бросил рычаги и, рванув дверцу, прыгнул на дорогу. Вездеход, теряя центр тяжести, зарываясь носом в щебень, закачался.
— Конец машине, — жалобно выговорил паренек. — Только что получил. Совсем новенькая.
Буторин, изменившись в лице, стремительно кинулся в кабину и потянул рычаги на себя: перевернулось в глазах тусклое небо, замельтешили камни, и, чувствуя, что машина задержалась на секунду, цепляясь краями гусениц за обочину дороги, замерла перед безысходным крушением, Буторин включил четвертую и бросил машину под откос.
К месту происшествия бежали трактористы. Гулко, грозно рокотал мотор, визжали на осклизлом сыром граните гусеницы. Бросаясь из стороны в сторону, поднимая тучи снега и щебня, неслась под уклон машина.
— Ванька… Держись, Ванька, — шептал помбур Степа.
Он прыгнул с дороги и, хватаясь за камни, заскользил вниз. Следом за ним двинулись трактористы.
Буторин, вцепившись в рычаги, летел под откос, всеми силами стараясь не разбить машину о внезапно вырастающие на пути скалы. Иван кидал вездеход то прямо, то, дробя гусеницами щебень, успевал вильнуть в сторону, скользил боком, рискуя опрокинуться, то с маху бросался в неглубокие ложбинки, пробовал тормозить, но его неудержимо несло вниз.
Машина врезалась в предгорные кусты. Заколотили по смотровому стеклу ветки. Грунт стал мягче, податливей и Буторин почуял, что теперь он может руководить машиной.
Иван остановил вездеход на ровной площадке, заглушил мотор, открыл дверцу и откинулся на сиденье. Он долго, изучающе рассматривал себя в зеркальце, подмигнул сам себе и выскочил из кабины. Сверху спускались трактористы. Первым подбежал распаренный, вспотевший Степа.
— Чуть кузов погнул, — сказал Иван, кивнув на машину. — А так хоть бы что.
Степе хотелось закричать: «Ванька! Кореш! Друг! Жив!» — но он, подойдя к вездеходу, склонился над мятым кузовом, погладил для чего-то гусеницы.
— Наша марка, — дрогнувшим голосом произнес помбур. — Отечественная.
Горланя и размахивая руками, бежали к Ивану трактористы.
Корреспондент стоял в коридоре и рассматривал наизусть заученный график работ. Мимо него, распахнув полушубок, как всегда, в сопровождении людей, озабоченных и гомонящих, прошагал начальник экспедиции. Корреспондент вяло глянул на начальника и отвернулся.
— Милок, — добродушно окликнул его начальник. — Заходи. Есть материалец.
…Из кабинета корреспондент выскочил радостный и окрыленный.
Пробегая мимо своего барака, он увидел Буторина, стоявшего у окна комитета комсомола.
— Здравствуйте, — весело поздоровался корреспондент. — Стихи?
— Ага.
— Давайте. Я прочту.
Иван вытащил все тот же небольшой блокнотик и подал корреспонденту.
— До завтра. Хорошо?
Иван согласно кивнул и пошел прочь. Корреспондент машинально открыл блокнот и на первой странице прочитал: «Иван Буторин. Стихи». Корреспондент рванулся за Иваном.
— Стойте! Стойте!
Иван остановился.
— А я хотел вас разыскивать, — подбегая, сказал корреспондент. — Идемте ко мне.
Они зашли в барак. Корреспондент живенько поставил на плитку чайник, выложил сахар, банку консервов.
— Может, чего покрепче? — подмигнул он.
— Ничего, — ответил Иван. — Обойдемся.
— Да вы садитесь!
— Ничего, — повторил Иван и сел.
— Начнем! — бодро произнес корреспондент. — Я слушаю.
Он положил блокнот Ивана на стол, сел напротив и приготовился слушать, внимательно, остро поглядывая на Буторина. Иван потянулся за своим блокнотиком, открыл его, прокашлялся и, не глядя на корреспондента, сказал: