— А ведь в начальниках ходишь. Завроно!
— Ладно тебе, — остановил Алешина Иволгин.
— Неужели ни разу к званию не представляли? — не мог успокоиться Алешин.
— Представляли.
— И что же?
— Да как-то так все… То отступление, то наступление, а то в окружение попали.
— Награды-то имеешь?
— Это есть, — спокойно ответил Николай Елпидифорович.
— А ты что, Жора, с маршальской звездой пришел? — спросил Иволгин, и прозрачные глаза его вмиг потемнели и сделались недобрыми.
— Э, орлы-соколы! Спокойно, — сказал генерал Заметаев. — Мы забыли о Марье Петровне.
Мужчины подошли к учительнице, и каждый, поочередно, обнимал ее, целовал, говорил что-нибудь хорошее, и каждый припоминал, что именно в голубом платье с белым воротничком была она на том выпускном вечере. И Марья Петровна, порывисто припадая к своим ученикам, вспоминала о них только хорошее.
— Вот тебе и урок, Коля, — повторяла она, обращаясь к Мужикову. — Вот тебе и урок…
Ученики рассказывали о своем житье-бытье, кем работали и в каких краях живут. Марья Петровна покачивала головой, удивлялась, а когда очередь дошла до генерала Заметаева, она опять припомнила: «По математике ты, Паша, отставал…» Припомнила с легкой улыбкой, необидно.
— Как же вы надумали-то, ребятки? Как надумали-то? Ведь тридцать лет унеслось, — повторяла Марья Петровна.
— Все он, — кивнула Саша Протасова на Иволгина. — Отбил телеграммы, да не какие-нибудь — «молнии»!
— Ох, Сережа, Сережа, — улыбнулась Марья Петровна. — Беспокойная душа…
— Правильно сделал, — сказал Заметаев. — С однополчанами — каждый День Победы встречаемся, а с одноклассниками — никогда.
— Разыскал! Вот что важно, — сказал Алешин. — Я на самом конце света живу, в Петропавловске-Камчатском, ан разыскал, понимаешь…
— Делов-то, — усмехнулся Иволгин. — Не такой уж ты секретчик… Вот до Пашки было трудно добраться. Ни телефона, ни адреса не дают.
— Служба, — ответил генерал.
Николай Елпидифорович сделал небольшой доклад о родном городке, он один остался в Двинске, так что имел право. Говорил завроно толково, и школьные его товарищи узнали, что и здесь, в глубинке, жизнь не стоит на месте, что скоро перекинется мост через реку; возле деревни Пустой открыли геологи месторождение нефти, а значит, в городок придет незнакомая, горячая жизнь, да и теперь есть что показать, чем похвастаться, к примеру, на Слободке свои «Черемушки» вымахнули, не хуже московских…
— Да что говорить?! — разгорячился Николай Елпидифорович. — Городок невелик. За два часа обойдем. Сами все увидите.
На том и порешили. Гурьбой спустились вниз, в раздевалку, оделись и вышли на улицу.
Было морозно и ясно. Из переулка, запряженный в легкую кошевку, вылетел рысак в серых яблоках и, всхрапывая, пригнув голову, помчался по широкой наезженной дороге. Дышалось легко и свободно. Центральная часть городка совершенно не изменилась, а вот на Слободке действительно поднялся целый жилой массив. И дома добротные, из белого кирпича, с балконами.
— Такие пирожки-шанежки, — приговаривал Николай Елпидифорович, крепко потирая ладони. — Во-он крайний слева! Целый этаж для учителей. Выбили! Не сегодня-завтра вселять будем. И в первую очередь молодых. Перспективных. А как же иначе? Иначе нельзя…
— Сам-то где живешь? — спросил Алешин.
— Там, где и жил.
— К тебе и нагрянем.
— К Марье Петровне пойдем, — сказал Заметаев. — Там и мальчиков наших помянем, и девочек. Примете, Марья Петровна?
— Да что ты такое говоришь, Паша? — даже обиделась учительница. — Конечно, ко мне!
— Помню, жили в переулочке. В стареньком таком домишке. Ма-аленьком. Зимой окон не было видно, так заносило.
— Я там и живу, — просто сказала Марья Петровна. — Идемте, идемте, — заторопилась она, подхватывая женщин под руки.
Мужчины шли позади, дымили папиросами, молчали.
— Да-а, — нарушил молчание Николай Елпидифорович. — Домик-то у нее и впрямь худенький…
— Ну, Колька, — сказал генерал Заметаев и погрозил товарищу пальцем.
— Она и заявленья не подавала. Если бы подала… Крутишься, вертишься, дыхнуть некогда, а на поверку выходит — опять что-то не так. Конечно, если бы подала…
— Подала, — повторил Заметаев. — А сам-то ты не видишь? Дровами небось и теми не обеспечиваешь?
— Дровами обеспечиваем. Машину — каждую зиму.
Заметаев поморщился и махнул рукой.
— Далеко ты служишь, Паша. Высоко сидишь, — сказал Иволгин.
И странно, не обиделся генерал, даже несколько смутился, сдвинул папаху на затылок и, словно решив что-то про себя, весело проговорил: