Ангелика доела фрукты, вытерла руки о футболку, поднялась с земли и приблизилась к воде, посмотрела по сторонам, но никого не увидела. Сняла футболку (подумала, что перед тем, как появиться в ней на людях, ее стоило бы выстирать) и бросила на песок, рядом положила трусики, сверху кусок бинта, которым перехватывала на затылке волосы, и ступила в воду. Кое-как вымылась, помыла голову. В какой-то миг Ангелике пришлось пожалеть об отсутствии всевозможных гелей, шампуней, кондиционеров. Даже простому мылу сейчас была бы, ой, как рада. Но об этом всём оставалось только мечтать.
Ангелика выбралась на берег и оделась, тряхнула головой, мокрые длинные волосы упали на плечи. Решила не перехватывать их снова на затылке бинтом. Быстрее высохнут. Ангелика подняла с песка кусок бинта, осмотрелась и направилась по следам Алессандро.
Не прошла и ста метров как увидела на краю леса Алессандро. Тот стоял на коленях и рыл ножом землю.
«Могилу», – догадалась девушка, заметила рядом с Алессандро сверток, взгрустнула. От того солнечного настроения, которому она отдавалась минуту назад, и след простыл. «Наверное, я не вовремя. Ему лучше побыть самому», – засомневалась Ангелика, глядя на обнаженную загорелую спину Алессандро. Хотела, было, уйти, но передумала.
– Я не помешала? – Ангелика остановилась позади Алессандро.
Алессандро вздрогнул, обернулся и посмотрел на девушку. Встревоженное выражение сменилось спокойствием, когда узнал Ангелику, относительным спокойствием. Насколько спокойным может быть отец, роющий могилу собственному ребенку? Сердце Ангелики защемило, когда она заметила, как блеснули на солнце в уголках глаз Алессандро слезы.
– Нет, нет, что ты. Ты мне помешать не можешь.
Ангелика отошла в сторону, опустилась на корточки у ближайшей пальмы и оперлась спиной о ствол. Алессандро продолжал рыть землю, а Ангелика смотрела на океан или на небо. Избегала смотреть в сторону Алессандро, так как чувствовала беспокойство, видя могилу.
– Ты ей нравилась, – нарушил затянувшуюся паузу Алессандро. – Но ты это и сама знаешь. Она это говорила.
Алессандро говорил, не оборачиваясь. То ли не хотел прерывать работу, то ли не хотел, чтобы Ангелика видела слезы на его глазах.
– Я помню, – отозвалась девушка, рассматривая белые барашки на гребнях небольших волн, с завидным упрямством накатывавших на берег. – Она была хорошей девочкой.
– Она была… была… – прошло столько времени с момента гибели дочери, но Алессандро, казалось, до сих пор не мог поверить в ее смерть, – она была великолепной, моя Луиза.
До ушей Ангелики донесся всхлип. Она обернулась и увидела, как плечи Алессандро поникли, а из груди начали рваться, как собаки с цепей, безвучные рыдания. Сердце Ангелики сжалось от боли, на глазах, будто по волшебству, возникли капельки соленой, как океан, воды. Девушка поднялась на ноги и приблизилась к Алессандро, опустилась рядом на колени и положила ладонь тому на плечо.
– Там, где она сейчас, ей, наверное, намного лучше, чем было бы здесь, – сами собой из груди понеслись слова утешения.
– Я хочу в это верить, но… но мне так не хватает моей малышки, – Алессандро сотрясли рыдания, скорее интуитивно, чем осознанно, его лицо ткнулось в грудь Ангелики. – Она была для меня всем… Смыслом моей жизни… С ее смертью я утратил все, что у меня было…
Ангелика обняла Алессандро за плечи. Вонь от немытых волос Алессандро ударила в нос Ангелики, но девушка не обратила на это внимания. Совсем немного времени назад запах ее волос был не лучше. Вместо этого она смотрела на скомканные, грязные, с островками седины по бокам головы волосы Алессандро и думала о том, какой несправедливой может быть жизнь. Ей было жалко Алессандро даже больше, чем себя. Она-то никого не потеряла. Скоро она забудет обо всем, что с ней произошло, а вот Алессандро, забудет ли он? Сможет ли забыть? Или этот кошмар будет преследовать его до конца жизни?
Глядя на рыдающего у себя на груди Алессандро, Ангелика понимала, что, в отличие от нее, Алессандро никогда не сможет забыть ту роковую катастрофу, которая навсегда разлучила его с дочерью. Разлучила, по его же признанию, со смыслом его жизни. И даже если попытается забыть, то преждевременная седина на висках никогда не позволит ему это сделать, будет немым, бередящим душу, ежедневным напоминанием о прошлом.