Белые крылья зиккурата
Пролог
За шесть недель до начала войны Вечного Рима с Короной Севера
— Вы снова без своего слуги, намэ? — голос Эрайе прозвучал внезапно, как стрёкот грома за окном ясным весенним утром. И Лира вздрогнула, не сумев скрыть тревоги. Тут же выругала себя за это неудачное проявление страха, наклеила на лицо мягкую улыбку и повернулась лицом к собеседнику.
Намэ Эрайе стоял на пороге её ложи — такой же вытянутый, напряжённый, как и всегда. Лира знала, что многих крылатых восхищает эта его черта. Даже в самые мирные моменты, Эрайе оставался подобен герою древних мифов, великолепному небесному стрелку.
Лира не разделяла этого восхищения. Ей казалось, что подобные симпатии — проявление древних животных чувств, тяга к силе, от которой давно избавился её народ.
Не разделяла она и манеры Эрайе использовать старинные, вышедшие из обихода слова. Эрайе утверждал, что подобным образом выражает поэтическую красоту ситуаций с тех ракурсов, которые не столь очевидны для большинства. Лира считала его метафоры неточностью, полуправдой на грани лжи.
— Аран-тал — не слуга, — спокойно сказала она. — Аран-тал — телохранитель и опора. Поражаюсь тому, что вы столь пренебрежительно относитесь к воспитанику своего же храма. И ещё более — тому, что вам так не терпится ввести его в моё окружение.
— Вы меня в чём-то подозреваете? — Эрайе поднял бровь.
Лира едва заметно усмехнулась. Нет, слово «подозрения» тут подходило плохо. Лире едва исполнилось восемнадцать, но её с детства готовили стать лидером. Прежде чем вступить в должность и стать одним из трёх членов совета, она хорошо изучила биографии двоих своих будущих соратников. Эрайе не был склонен к многоходовым конструкциям. Он был порывист и по-своему честен, но иногда решительные и опасные шаги приходили ему в голову спонтанно, что заставляло его мгновенно менять вчерашние планы и перекраивать все планы.
Конечно, Эрайе не был тем человеком, который мог бы приказать своему мастеру следить за другим намэ. Но он вполне мог потребовать от будущего телохранителя верности в случае, если их с Лирой интересы разойдутся.
— Конечно нет, — устало вздохнула Лира. Её ум был умом учёного. Скорость мысли позволяла ей хорошо просчитывать ближайшие ходы даже более опытных соратников и противников. Но ей не нравились эти игры, не нравилось кого-либо в чём-то «подозревать» и задумываться о том, что самые близкие люди могут пожелать причинить ей вред. Лира куда больше любила наблюдать не за противниками, а за звёздами. Их движения были медленными и чарующими как танец, утонувший в вечности. И звёзды никого, никогда не пытались предать. — Я не зову к себе вашего воспитаника всего лишь потому, что хочу дать ему пожить свободно ещё хотя бы несколько дней.
— Разве можно напоить умирающего глотком воды?
Лира подарила собеседнику долгий, серьёзный взгляд.
— Вы бы дали ему умереть от жажды? Я — нет.
Эрайе отвернулся. Лире хотелось верить, что он не нашёл, что сказать в ответ. Он долго молчал, делая вид, что смотрит на танцовщиц. Шёл третий день вестивала цветов, и сегодня лучшие ученицы храма талах ир показывали собравшимся посмотреть на них эдайн грациозную пластику своих тел. Разноцветные всполохи шёлка мелькали ввоздухе, продолжая движения гибких тел. Лире нравилась эта часть и она долго её ждала, но отложить или отменить разговор с другим намэ, конечно же, было нельзя.
Эрайе явно не испытывал интереса к происходящему. Он был художником, но как подумалось вдруг Лире, слишком привык к красоте, чтобы по настоящему её ценить. Лира слышала, что Эрайе напряжённо высказывается о мастерах, чей талант восхваляет красоту мира и человеческих тел. Сам он рисовал глухие чащи и руины храмов из древних легенд. Тех, что были построены, когда народ Короны Севера ещё правил всем материком.
Тишина длилась так долго, что Лира почти успела увлечься танцем, но стоило ей расслабиться, как сухой голос Эрайе снова разрезал воздух:
— Вы уже встречались с намэ Валэне?
— Конечно, — Лира не повернула лица но мысли о прекрасном мгновенно вылетели у неё из головы. Эрайе наконец переходил к тому, ради чего пришёл.
— Вы согласны с ним?
Лира молчала. Вроде бы давно подготовила ответ, но всё же боялась вслух произнести нужные слова.
— Валэне считает, что мы можем купить римских дикарей, — сказала она наконец. — Но мне эта перспектива кажется слишком оптимистичной. Времена, когда даэвы были готовы довольствоваться блестящими побрякушками — прошли. Меньшее, на что они согласятся сейчас — это оружие, которое позволит им продвинуться с завоеваниями на юг. Разумеется, ни я, ни Валэне, не собираемся его им давать.
— Я рад слышать в ваших рассуждениях здравое зерно, — ядовито откликнулся Эрайе. — Но вы старательно избегаете говорить о главном. Что мы будем делать, если они перестанут идти на поводу у наших послов?
Лира помолчала прежде чем продолжить.
— Что вы предлагаете? — тихо спросила она.
— Вы читали мои письма и знаете, чего я от вас хочу. Наших двух голосов хватит, чтобы возродить четвёртую касту. Катар-талах сметут римлян с лица Ойкумены… за несколько часов.
Лира впервые с начала разговора посмотрела на него.
— А что они станут делать потом?
— Предлагаю дожить до этого «потом». А тогда уже решать.
1. Крылья цвета неба
Когда рождается талах-ар, предназначенный для Короны Севера, талах-ан, который принимает его на руки, посылает гонца в храм талах-ир. Один из пятнадцати, рождённых в ту же луну, будет посвящён солнцу и станет аран-тал. Аран-тал — правая рука намэ, его меч и его щит. Но талах-ир не могут сказать, кто из юношей больше подходит на роль аран-тал, а кто останется в касте. Обычно их растят вместе со всеми первые шесть лет. Потом талах-ир принимают решение.
Когда мне было шесть, я мечтал сыграть мелодию, которую услышат даже мертвые.
За пять недель до начала войны Вечного Рима с Короной Севера
Талах-ар-намэ Лира Савен, пятнадцатая по рождению в своём храме и первая в Короне Севера, стояла на балконе и глядела на море, бьющее о фундамент зиккурата. Золотые волосы хлестали Лиру по плечам, развевались на ветру полы белоснежной мантии с голубой окантовкой. Несомые лёгкими порывами трепетали маленькие пёрышки на изгибах серых, как грозовое небо, крыльев. Я не видел её лица, но она заранее вызывала у меня неприязнь. Наверное, я был единственным Крылатым в семи сторонах, у кого Лира Савен вызывала такие эмоции, и наверняка она удивилась бы, узнав об этом.
Намэ повернулась, и я упал на одно колено, приложив руку к груди. Взгляд мой был опущен, как предписывал этикет.
— Дайнэ Инаро? — голос её оказался необычайно мелодичным, будто хрустальная трель арфы.
— Да, намэ.
Белоснежная рука коснулась моего лба. Затылок пронзили иглы боли.
— Встань, аран-тал, и взгляни мне в глаза.
Я не хотел видеть это лицо, но мог только подчиниться. Когда наши взгляды с намэ встретились, я замер. Перестал чувствовать бег времени, тепло солнца, согревающего мои плечи, прохладу ветра, шелестевшего в складках одежд. Лица всех Крылатых совершенны или близки к совершенству. Разница лишь в деталях вкуса создателей. И всё же у каждого Крылатого своё лицо. У каждого свой взгляд и изгиб губ. Меня, родившегося при храме талах-ир, трудно поразить красотой, но свет, изливавшийся из этих глаз цвета осеннего моря, завораживал. Лишал воли.
Ей не нужен таар*, чтобы вызывать любовь. Ей не нужно принуждать к подчинению.
— Это новое оружие талах-ар? — выдохнул я, продолжая смотреть на неё и не двигаясь.
Она подняла брови.
— Ваши глаза.
Она рассмеялась.
— Спасибо. Это был… необычный комплимент. Идёмте.
Я последовал за ней через мраморную колоннаду на полшага позади, как требовал того этикет. Мы вышли на лестницу и спустились на нижнюю террасу, которая оказалась совсем небольшой. Здесь не было парапета, зато прямо на полу были разбросаны подушки в шёлковых наволочках. Между ними стоял поднос с фруктами и вином.