– Ну и что? Возьмем палки! Возьмем кастрюли и тесаки!
– П-палки не по-омогут, – челюсть вперед и вверх, отчего глаза юриста-бухгалтера дико смотрят на Психа, но тот не обращает внимания и продолжает. – Одна н-нападет, и остальные н-нас разорвут.
Не дожидаясь ответа от Розовощекого, Псих поворачивается к Олегу:
– Мы с Ма-ариной н-начнем сверху.
Бывший мэр кивает, оглядывается на Вику, а затем снова обращается к Психу:
– Мы пойдем снизу и будем двигаться вам навстречу. Встретимся в… – он смотрит на массивные наручные часы, – в восемь?
– Н-нет часов, – отвечает Псих, демонстративно показывая голые запястья.
Олег поворачивается ко мне, и я отрицательно машу головой. Олег лезет в карман за мобильником, но тут же озадаченно хмыкает – лезет в другой карман, а затем поднимает на нас удивленные глаза. Тут же Розовощекий и Вика следуют примеру мэра. Мобильников нет. Замешательство на лицах не заразно лишь для одного из нас – Вика недовольно хмыкает, а затем и вовсе морщит носик в знак насмешки над дурацкой выходкой. От её наивности у меня мороз по коже. Тут она расстегивает ремешок тонких часов, снимает с руки и протягивает мне:
– Возьмите.
Немного помедлив, я беру в руки весьма не дешевый подарок:
– Спасибо. Встретимся, и я верну их.
Но Вика машет рукой:
– Оставьте. У меня дома три пары.
Глотаю вязкую слюну, и снова благодарю девушку. Мир – огромная песочница.
– Ладно, давайте начнем, – говорит Олег, но Псих задерживает его, указывая головой на стойку администратора. Он говорит:
– Бе-ерите по од-дной. Я – уже́, – и он поднимает вверх полулитровую, едва начатую, бутылку.
– Я не хочу пить, – говорит Вика.
Олег не спрашивает – он идет к стойке.
– Бе-ери, – повторяет Псих, обращаясь к девушке. – И бе-ереги.
Бывший мэр быстро возвращается с тремя бутылками – протягивает мне, Вике, а третью оставляет себе. Розовощекий недовольно сверкает глазами, но молчит. Олег быстро смотрит на часы:
– Пять минут третьего. У нас шесть часов.
– В восемь здесь, внизу, – уточняю я.
Олег кивает, и мы разворачиваемся. Но тут Розовощекий возмущенно взмахивает руками:
– А я? Что мне делать?
Мы останавливаемся, оборачиваемся. Псих говорит:
– Жди з-здесь.
И четверо людей, не сговариваясь, идут вглубь огромного холла первого этажа. Разбившись на пары, Олег и Вика скрываются в коридоре первого этажа, открывавшегося сразу за стойкой администратора, а мы с Психом идем к огромным дверям, ведущим на лестницу.
– Откуда начнем? – спрашиваю я.
– Неважно, – басит Псих. – Мы н-ничего н-не найдем.
– Почему? С чего ты…
– Бутылки.
– Что?
– Их п-пять.
– Ну и что?
– Никто н-не п-придет убивать нас, – челюсть вперед и вверх. – Нас за-аморят голодом и жаждой. Б-береги воду.
Только теперь я понимаю, что Псих организовал поиски лишь для того, чтобы не смотреть на смертников.
Когда холл пустеет, Розовощекий так и остается стоять посреди огромного пустого пространства. Какое-то время он сверлит пустоту невидящим взглядом, а затем начинает мерить первый этаж шагами, и их отзвуки глухо уносятся под высокие потолки, множась и растворяясь. Он останавливается, задумчиво потирает щеки и подбородок… Ему на выбор дали совсем другие варианты. Кажется, он продешевил. Сбросив оцепенение, Розовощекий срывается с места к стойке администратора, хватает последнюю бутылку с водой и бежит за мэром и девушкой.
Призрак внимательно провожает взглядом последнего гостя. В радужке внимательных глаз расцветает первобытный азарт, сужая зрачки. Губы растягиваются в улыбке и, предвкушая начало игры, превращаются в тонкий серп убывающей луны. Вдох – глубокий, сладкий – выдох… Губы раскрываются и сплетают из воздуха не сложный лейтмотив завораживающей, сверкающей всеми гранями человеческих пороков, «Сказки»:
– И началась самая увлекательная из охот…
Глава 3. Поющая болью
Звук острым скальпелем пронзил теплую ткань вымышленной реальности – врезался, смешивая краски, спутывая порядок вещей и лишая время линейной последовательности, вклинился, вспорол горизонт – тонкая, теплая ткань сна, лишившись оболочки, таяла, рассыпалась и в тонких прорехах начала просвечивать действительность. А потом все исчезло.