О боже! Я приняла экзистенциальную таблетку, и теперь она лезет из меня обратно – вместе с четвертой выпитой «Маргаритой».
– Ладно, допустим, я хочу измениться, – задумчиво произношу я. – Как я могла бы это сделать?
Мои подруги переглядываются между собой. Я знаю, что они сейчас думают. Я хочу послать их к черту, но они слишком хорошо меня знают. Они думают, что мое желание скоро улетучится. Я уверена, что десять раз в неделю заявляю, что хочу что-нибудь в себе изменить. Но они хорошо знают, что я говорю это неискренне. То есть говорила. До настоящего момента.
– Ну а что именно ты хочешь изменить? – спрашивает Минди. – Я имею в виду, что у тебя поле непаханое.
Остальные девушки смеются, а я дуюсь, хотя это правда. Минди примирительно накрывает мою руку ладонью.
– Скайлар, ты же знаешь, что я тебя люблю. Я буду во всем тебя поддерживать и помогать, чем только смогу.
Я смотрю на свою привлекательную «Маргариту».
– Мне надо перестать пить.
Все кивают в знак согласия.
– Мне надо перестать трахаться.
Еще более энергичные кивки.
– Мне надо что-то сделать со своей жизнью – что‐то очень значительное.
Тут они хмурят брови.
Пока они размышляют, я пью. Бэйлор скептически наблюдает за тем, как я опустошаю свой стакан.
– Я же не имела в виду, что мне надо бросить пить прямо в эту секунду! – огрызаюсь я. – Завтра. Я начну завтра. И я открыта для ваших предложений, – говорю я им.
Дженна поворачивается ко мне с дурашливой улыбкой.
– Ты могла бы стать монахиней. Это покрывает все пункты. Никакого секса, никакой выпивки. – Она задумчиво хмурит брови. – Подожди-ка, монахиням ведь нельзя пить, да? И что может быть значительнее, чем служить Самому Главному, а?
– Монахиней? – встревает Бэйлор. – Мы вообще-то о моей сестре говорим. Давайте будем реалистами.
Я показываю ей язык, как капризный пятилетний ребенок.
– Придумала! Ты могла бы вступить в Корпус мира[2], – предлагает Минди. – Они помогают людям по всему миру, и тебе пришлось бы ездить в очень удаленные места – где, наверное, нет красивых мужчин и алкоголя.
Я качаю головой:
– Нет. Я люблю свою работу. И не оставлю ресторан. Нужно придумать что-то другое.
– Ты могла бы растолстеть, – говорит Дженна. – Ну, чтобы отпугнуть мужчин.
Я закатываю глаза:
– Во-первых, есть парни, которым нравятся толстые девушки. А во‐вторых и в‐третьих, как это решит мою проблему с алкоголем и позволит мне стать благодетелем человечества?
– Да, пожалуй, ты права. – Дженна внимательно смотрит на меня, ожидая вдохновения.
Бэйлор гладит свой растущий беременный животик.
– Ты могла бы залететь, – дразнит меня она. – Это точно решит первые две проблемы. Мужчин редко привлекают беременные женщины – если только это не твой суперсексуальный муж.
Бэйлор вздыхает, и я точно знаю, что в мыслях она сейчас со своим мужчиной.
– Фу-у-у! Не заставляй меня представлять себе, как вы с Гэвином занимаетесь грязным сексом! – Я вздрагиваю от отвращения. – И ты можешь себе представить меня беременной? Боже, только не это! Я ненавижу детей!
– Ты же любишь Мэддокса. – Бэйлор с нежностью смотрит на меня.
– Конечно, люблю. Я же в любой момент могу вернуть его обратно, – объясняю я. – Залететь было бы почти хорошей идеей, если бы не означало, что я останусь с сопливым сорванцом и каким-нибудь безработным неудачником в качестве его папаши.
Минди распрямляет спину:
– Ты могла бы родить ребенка для кого-то другого.
– То есть отдать ребенка на усыновление? – спрашиваю я, в сомнении морща лоб.
– Нет, ты могла бы стать суррогатной матерью, – с воодушевлением говорит она, словно только что придумала самую гениальную из всех гениальных идей. – Ну ты знаешь, тебя оплодотворяют в какой-нибудь лаборатории, ты вынашиваешь чьего-то ребенка, а потом отдаешь его, как только он из тебя вылезет. Это было бы идеальным решением.
Минди поднимает вверх руку и начинает перечислять, загибая пальцы:
– Тебе нельзя пить. Ни один мужчина, будучи в здравом уме, не захочет секса с беременной незнакомкой. И вдобавок ко всему ты сделаешь для кого-то что‐то совершенно потрясающее.
– И ты сможешь при этом управлять рестораном, – добавляет Дженна.