В этот момент чей-то бодрый, с оттенком фамильярности, голос прервал мысли Земана:
— У вас свободно, уважаемый герр?
Земан был не в восторге, но что оставалось делать? Он поднял глаза на новых соседей, кивнул:
— Пожалуйста.
— А-а-а, пан — чех? Отлично!
Мужчины, севшие к столику Земана, были, по-видимому, соседями по купе. Обратившийся к нему пассажир был элегантным, грузноватым мужчиной лет пятидесяти, в клетчатом пиджаке, в модном галстуке и с потрепанным лицом светского человека. Другой, помоложе, казался более скромным, сдержанным как в одежде, так и в поведении.
Франт опять загудел на весь вагон-ресторан:
— Герр официант, нам по две порции водки и пива... Только настоящего пльзенского! — И тотчас же тоном бывалого человека добавил: — Все равно принесет «Радебергер», прохвост... Не знаю, чем это вызвано, но мне всегда после проверки паспортов и таможенного досмотра хочется принять стопку водки, чтобы успокоить нервы.
Земан, поняв, что с его дальнейшей работой над материалом ничего не получится, неторопливо собрал бумаги и положил их в портфель.
Второй пассажир, помоложе, сдержанно добавил:
— Эти парни с досмотром действительно немного перегибают.
— Что?! Немного? Ну и ну! — бушевал франт. — Начитаются в караулке детективов и видят в каждом человеке контрабандиста или шпиона. Я вам так скажу, я езжу часто, но никак к этому не могу привыкнуть. Вот где они у меня! — Он обратился к Земану: — А вы как думаете?
Земану не понравился этот разговор, поэтому вместо ответа он сухо спросил:
— Как часто?
Франт удивился:
— Что?
— Выезжаете за границу...
— Дважды в месяц, мой дорогой. И всегда Прага — Берлин, Берлин — Прага. Я на этой железной дороге знаю каждый поворот, каждую неровность. Я вам так скажу, хлопотное это дело. — Он представился: — Доктор Салаба. Из «Текстиланы». Коммивояжер.
Другой мужчина последовал его примеру:
— Иво Голан. Редактор.
А Земану ничего не оставалось, как назвать себя.
— Тоже по торговой части? — поинтересовался Салаба.
— Нет. На конференцию.
— Держите меня! — загоготал Салаба. — Мы уже вывозим людей на конференции! Когда-нибудь мы из-за этих вечных собраний, советов и совещаний найдем свою погибель, панове, я вам гарантирую.
— Вам это не грозит, пан доктор, — заметил Земан. — Вы, как я заметил, на здоровье не жалуетесь.
Салаба, не поняв его иронии, продолжал балагурить:
— Что есть, то есть. А знаете почему? — Он наклонился к Земану и доверительно предложил: — Не желаете ли тоже немножко укрепить здоровье? Я бы вас в Берлине куда-нибудь сводил.
Второй пассажир несмело спросил:
— Вы хорошо знаете Берлин, пан Салаба?
— Восток и Запад, здесь и там — как свои пять пальцев... Но в том, другом, есть несколько ресторанчиков с такими хорошенькими бабенками, что вы об этой конференции до самой смерти не забудете, коллега. Честное слово, туда следует заглянуть!
Земана это начинало забавлять. «Боже мой, как люди в поездках болтливы, — подумал он. — Болтают что попало, не представляя, с кем имеют дело». Однако вслух, как бы мимоходом, спросил:
— На каком предприятии, вы говорили, работаете?
— «Текстилана Либерец». Вообще-то я должен ездить в Либерец, однако мотаюсь до самого Берлина.
— Как это «вообще»? Мне непонятно, — вмешался в их разговор Голан.
Салаба закурил сигарету, поудобнее развалился на сиденье и подробно разъяснил:
— Да, мой милый, в этой неразберихе не так-то легко понять, что к чему. А дело обстоит так: в Либерце с незапамятных времен существовала известная текстильная фабрика «Бейвал и Гадек». В сорок восьмом мы у них фабрику конфисковали, а сам Гадек драпанул за границу, в Англию. В Ирландии он основал такую же фирму, как дома, но под названием «Бенсон и Бенсон», потому что «Бейвал и Гадек» там не звучало бы. Теперь я езжу продавать его бывшие высококачественные либерецкие ткани его же людям в Берлине, они на них вешают английский ярлык и продают нам частично за доллары. В валютном магазине такие ткани идут нарасхват. Валюты за это можно столько получить... — Он с превосходством взглянул на Земана, чтобы убедиться, что произвел впечатление своим опытом в области внешней торговли. — Ну, как, хорошо?