Градеца, видевшего все с противоположной стороны улицы, эта сцена позабавила. Когда чехи скрылись в баре, он напоследок окинул взглядом улочку, принарядившуюся, будто дама, собирающаяся на бал, в разноцветные огни и сияющие витрины и рекламы. Убедившись, что никто в бар не идет и все спокойно, Градец двинулся вперед. Броневский, увидев его, немедленно окликнул:
— Вы желаете увидеть прелестных девушек? Настоящий секс. Посетите демонстрацию мод. Взгляните на эти фото. Настоящий секс, не правда ли?
Однако, к его удивлению, Градец тихо по-чешски произнес:
— Мне бы лучше фотографии... из Арнема.
Броневский опешил и, немного помолчав, по-польски обронил:
— Идите в бар. Как только начнется программа, я приду...
Переступив порог ночного заведения, Градец словно окунулся в мешанину музыки, выкриков, громкого говора, смеха, свиста, топанья, аплодисментов. Полутьму, царившую в зале, в ритме музыки рассекали кроваво-красные пучки прожекторов. Окутанные облаками сизого сигаретного дыма, на демонстрационные подмостки вышли полуобнаженные манекенщицы.
Получилось так, что из-за отсутствия свободных мест Градецу пришлось сесть к двум чехам, которых он незадолго до этого видел входящими в бар. За их столиком оказалось единственное свободное место в зале, переполненном пестрой толпой пожилых любителей пива, американских солдат, интеллектуалов, хиппи, эмигрантов и других завсегдатаев. Ирке в общем-то было все равно, где сидеть, потому что в таком гвалте не было слышно даже собственного голоса. Несмотря на это, доктор Салаба все же попытался с Градецем заговорить на чешском языке:
— Вот это жратва, да?
Градец не реагировал, тогда Салаба попробовал спросить по-немецки, потом по-английски, по-французски.
Когда Градец и на это не клюнул и продолжал сидеть с невозмутимым, каменным лицом, Салаба с удовлетворением заявил приятелю:
— Я говорил вам, что это датчанин или финн, короче — северянин. Это видно по его типичной северной физиономии. Что ж, отлично. Можно хоть свободно побеседовать. Вообще мне нравится здесь, на Западе: никто тут чешского не понимает, поэтому у человека возникает эдакое прекрасное ощущение безопасности, раскрепощенности и свободы.
Голан, проявив патриотизм, спросил:
— А что, дома вы всего этого не ощущаете?
— Там немножко сложнее, — хохотнул Салаба. — Разве вы не знаете старую народную мудрость? Когда собираются три чеха, один из них обязательно полицейский...
Бедняге было невдомек, до какой степени он сейчас был близок к истине. Градеца их диалог развлекал, несмотря на всю серьезность стоящей перед ним задачи. И дело не только в этом — информация, которую он получал от соседей, становилась все интереснее. Салаба сказал Голану:
— ...Пока не забыл, насчет западных марок. Как только появится пан Хэкл, мы обо всем договоримся, дадим ему свои кроны...
— У меня с собой вообще нет чехословацких денег, — испугался Голан.
Салаба только фыркнул от такой наивности:
— Это и так ясно! Подпишите небольшую расписку, подтверждение, что вы ему в Праге положите на банковский счет под номером таким-то, он вам скажет, столько-то и столько, а он вам эту сумму моментально выдаст в марках.
Голана такой вариант, разумеется, очень привлекал, хотя душу одолевали сомнения и страхи.
— Пан Салаба, я вижу, вы это хорошо придумали, но мне бы не хотелось влипнуть в какую-нибудь историю. У меня это все сложнее, чем у вас. Дело в том, что я журналист, корреспондент нашего телевидения, я здесь как официальный представитель и решительно не могу брать какие-либо обязательства, поймите меня правильно...
Доктор Салаба пришел в негодование:
— Я вам так скажу: оставьте политику в покое! Кто здесь говорит о каких-то обязательствах? Пан Хэкл абсолютно корректный торговец, не имеющий ничего общего с политикой. Он длительное время жил в Праге, полюбил нас, чехов, так, что завел себе подругу-чешку, вы ее увидите. Он всегда мне говорит: «Сам не пойму, пан Салаба, почему я с вами, чехами, так сентиментален».
Градец рад был послушать и дальше любопытные рассуждения пана Салабы, если бы сзади него вдруг не прозвучало:
— Идемте, у меня есть прелестные фотографии. Понимаете? Секс настоящий, очень пикантные...
Градец встал и пошел следом за Броневским. Он еще услышал, как пан Салаба бодро заметил Голану:
— Видите, подобные вещи этот датчанин понимает. Одним словом, датчане порядочные свиньи!
У Броневского все выглядело так, как и за кулисами любого салона мод: вешалки с рядами приготовленных туалетов, зеркала, столики с гримом, типичный женский беспорядок, второпях разбросанные сумки, туфли, черные чулки, бюстгальтеры и пояса для чулок. В темном углу за ширмой у Броневского была маленькая фотолаборатория с увеличителем, бачком для проявления пленок и сохнущими на веревках негативами. Он провел сюда Ирку Градеца через маленькую дверь за стойкой бара и по-польски спросил: