Выбрать главу

Неблехова живо заверила его:

— Нет, Павел, наоборот! В речи прозвучало нечто особое, неповторимое... А кстати, почему ты, собственно, пил? Что случилось?

С трагическим пафосом Данеш признался:

— Она выгнала меня!

Неблехова не приняла его трагизма и весело засмеялась:

— Опять?

Однако Данешу было не до смеха. Он опрокинул в глотку рюмку коньяку и театрально произнес:

— На этот раз навсегда. Наверное, не могла простить, что я умнее, чем она... Я потом всю ночь стоял под ее окнами... Свистел, просил, но она не сжалилась, не открыла... Между нами все кончено. Окончательный разрыв...

Неблехова деловито опровергла:

— Глупости! Этих «концов» было уже несколько, и всегда потом опять все начиналось сначала.

— Нет! На этот раз все! Я ее так ненавижу, Даша!.. И при этом жить без нее не могу... Я привык к ее духам, настроениям, истерии, разгульному образу жизни. Она приковала меня к себе. И теперь, когда я на дне, когда я не могу без нее написать ни строчки... она просто вышвырнула меня на улицу... Что мне теперь делать, скажи?.. Что мне еще остается?.. Вот это?! — Он вытащил из кармана браунинг и положил его перед собой, бормоча: — Убить себя... Или ее... Или нас обоих? Это, наверное, было бы лучше всего, правда?

Сганел и Неблехова остолбенели. Неблеховой потребовалось отпить коньяка, чтобы прийти в себя. И только после этого она сказала:

— С ума сошел? Спрячь! Кто тебе его дал? Ферда?

Сганел испуганно спросил:

— У вас хотя бы есть удостоверение на это, дружище?

Данеш патетически произнес:

— Зачем? Есть вещи, границы и реки, для которых паспорта не нужно. Только монету под язык. Для Харона...

Неблехова холодно одернула его:

— Оставь свое глупое кривляние, прошу тебя, и спрячь эту штуку. Я не люблю такие жесты. Ни к чему.

— А что «к чему»?

— Перестань ломать комедию и действуй.

— Как?

— Иди к ней в гардеробную. Проси у нее прощения.

— Она меня вышвырнет.

— Не сдавайся. Ты должен ее уговорить, ты же умеешь. Только что ты уговорил двести человек, почему бы тебе не уговорить теперь всего одну женщину? Она всегда перед выступлением нервничает и потому постарается от тебя побыстрее избавиться. Требуй тогда от нее ключ от квартиры, и она даст тебе его в конце концов.

— А потом?

— Ночью она придет после представления домой, уставшая, обессилевшая, и найдет тебя в постели. Как ты считаешь, что она сделает? Приляжет.

Данеш, удивленный и обрадованный ее словами, поцеловал Дагмар и с благодарностью прошептал ей на ухо:

— Умница!

Неблехова усмехнулась. Она не нуждалась в его оценках. Себя она знала.

— Иди-иди!

И тут вмешался Сганел:

— А эту штуку оставь здесь!

Он хотел было забрать у поэта браунинг, однако Данеш оказался проворнее. Он схватил оружие, повернул стволом себе в лицо и положил палец на спусковой крючок.

— Наоборот. Именно мне это сейчас и нужно, шеф... — проговорил он и нажал на спусковой крючок.

Они перепугались, Однако выстрела не последовало, только на конце ствола затрепетал крохотный огонек. Это была зажигалка. Данеш спокойно закурил сигарету, которую самовольно взял из сумочки Дагмар, и, сказав женщине:

— Заплати за коньяк! У меня ни гроша, — удалился.

Неблехова возмущенно бросила ему вслед:

— Мерзавец!

Певица Ева Моулисова действительно нервничала. Она сидела в гардеробной перед зеркалом в костюме средневековой французской шалуньи-кокотки, глубоко затягиваясь, курила крепкие сигареты и уже в сотый раз подправляла грим, подкрашивала губы и, волнуясь, скороговоркой повторяла текст.

Она смотрела в зеркало, и отчаяние охватывало ее. Нет, она уже немолода, ее кожа сереет и увядает, возле рта появляются морщинки, фигура теряет стройность... Короче говоря, от былой красоты почти ничего не осталось. А когда-то было достаточно ее улыбки и плавного покачивания стройных бедер, чтобы публика не дышала и сидела как зачарованная.

Теперь Ева вынуждена была электризовать публику глубиной и опытом своего искусства, силой своей души заставлять людей верить, что тело ее все еще красиво.

Ева знала это и поэтому очень нервничала.

Когда она увидела Данеша позади себя в зеркале, она резко обернулась и почти истерически взвизгнула:

— Кто тебя сюда пустил? Что тебе надо? Денег? Не дам. Ты меня уже достаточно обобрал. Так что тебе нужно?

— Ничего! Тебя!

Эта наглость ее взбесила.

— Катись отсюда! Убирайся, мерзавец!

Он картинно упал перед ней на колени:

— Мы ведь не можем вот так разойтись... Прости меня, Ева...