— Тогда, год назад, там, конечно, был и он?
— Да, и уже довольно пьян... Подсел ко мне... нагло... как будто так и нужно... Понимаете, я уже давно привыкла к восторгам молодых людей... этих мальчиков в джинсах... и они уже давно меня не интересуют... В первые минуты у меня к нему возникло отвращение. От него пахло дешевыми сигаретами... дешевым вином... потом... Сама не знаю, почему я тогда его не прогнала... Возможно, меня забавляла его наглая самоуверенность. Он был, пожалуй, не таким, как другие... Вид у него был такой, как будто он мне оказывает милость... вместо того чтобы вежливо домогаться... моего расположения... и автографа... — Она слабо усмехнулась при этом воспоминании. — Я сказала, что ему следует помыться... а он ответил, что ему негде это сделать. Я хотела тогда его уязвить... и в шутку предложила ему свою ванну. Он согласился... А я, сумасшедшая, рассчиталась за него, у него и на это не было денег... взяла такси... и мы поехали ко мне. Так это началось...
— И он у вас остался?
— Да... Я привыкла к нему... и была с ним счастлива... Он не обожествлял меня, как другие... не бегал за мной, как собака... Внушал мне постоянно... что оказывает мне честь, позволяя мне его содержать... И меня это забавляло... Он обладал детской игривостью и фантазией... Нам вместе никогда не было скучно... Это было так прекрасно — возвращаться после представления домой... и знать, что он там и ждет...
Она погрузилась в воспоминания и дальше продолжать не могла, а из ее закрытых глаз потекли слезы. Стейскал тихо спросил ее:
—Вы его любите, пани Моулисова?
Этот вопрос привел ее в чувство. Она взяла себя в руки, вытерла глаза и со злостью сказала:
— Нет... Он для меня сейчас... все равно что сигарета, когда решаешься бросить курить... Пальцы еще дрожат, когда ты ее видишь... но уже чувствуешь отвращение... потому что знаешь, что это дрянь... Понимаете меня?
— Да, конечно... Он вам угрожал когда-нибудь?
— Много раз говорил... что убьет себя, если я его выгоню...
— Вместо этого, однако, вчера попытался убить вас. А причина?
— О некоторых вещах... мне не хочется говорить...
— Тогда еще один вопрос, пани Моулисова, последний. Вы можете с полной уверенностью сказать, что Павел Данеш виновник вашего ранения?
Ева Моулисова с минуту молчала, потом твердо ответила:
— Да!
Когда надпоручик Стейскал выходил из палаты, в коридоре напротив двери в нетерпении стояли четверо: редактор Дагмар Неблехова, какой-то неряшливого вида молодой мужчина в куртке и в вельветовых брюках, с большим букетом роз в руке, пожилой мужчина в очках с золотой оправой, безукоризненно элегантный, и лечащий врач.
Дагмар Неблехова с нетерпением бросилась навстречу Стейскалу:
— В каком она состоянии?
Стейскал ее осадил:
— Информацию здесь дает только врач. А он, как я вижу, уже сделал это.
Неблехова, однако, не сдавалась:
— Я имею в виду — психически? Выдержит она наш визит?
Стейскал вместо ответа спросил Неблехову о ее спутниках:
— Это родственники Моулисовой?
Неблехова усмехнулась, возмущенная его невежеством:
— Нет, это представители координационного комитета творческих союзов — историк в области литературы профессор университета Арношт Голы...
Пожилой мужчина слегка поклонился.
— ...и секретарь союза работников искусств товарищ Ланда.
Неряшливо одетый тип фамильярно поприветствовал Стейскала:
— Салют! Мы хотели навестить Еву первыми, но где там, ты оказался шустрее, товарищ.
Стейскал, не приняв его панибратского тона, официально спросил:
— Что вам там нужно?
— Порадовать Еву. Показать ей, что она не одинока в эту тяжелую для нее минуту.
Стейскал не мог удержаться, чтобы не сыронизировать:
— Это действительно доставит ей радость. Особенно вы, пани Неблехова. — Раздосадованный, он обратился к лечащему врачу: — Послушайте, доктор, мы ведь с вами договорились, что, пока идет расследование, к пани Моулисовой никого не пускать!
Профессора Голы слова Стейскала задели за живое. Поэтому, не повышая тона, он ответил за доктора холодным тоном, полным иронии и презрения:
— Но пан доктор, молодой человек, в отличие от вас интеллигент и понимает, что мы не посторонние для нее люди.
Стейскал хладнокровно его осадил:
— Этот запрет касается всех — в том числе и профессоров университета, пан профессор!