И гут Бланка с тихой грустью произнесла:
— Он уже тебе ничего не скажет, Гонза!
Земан удивленно взглянул на нее. Бланка погладила его по руке, чтобы успокоить, обняла:
— Я боялась тебе это говорить, когда увидела, в каком ты состоянии. После обеда тебе принесли телеграмму... Калина сегодня утром умер!..
Это было как гром среди ясного неба. И Земан только сейчас, с почти физической болью, ощутил, как хороша эта весенняя ночь, как она животворно тепла, как она обращается к ним тысячами голосов а звуков; гармоникой издалека, лаем собак, кваканьем лягушек, шелестом лип и мерцанием звезд, стоном сычей и отдаленным заразительно веселым девичьим смехом.
Только один голос навсегда замолк и не прозвучит в этой ночи — мудрый, ласковый, добрый голос Калины.
5В ритуальном зале крематория на Ольшанах звучал марш павших революционеров. Это были бедные, печальные похороны. На гробе лежал букет гвоздик, и рядом стояли три венка.
В зале было мало народу, всего шесть человек, осмелившихся прийти проститься с Калиной. Это были Земан, его мать, Бланка, Лидушка, доктор Веселы и бывший начальник пражской криминальной службы, первый пражский начальник Земана, а теперь уже пенсионер, майор Павласек.
Бланка с беспокойством взглянула на Яна. Она видела его бледное лицо, понимала, как ему трудно держать себя в руках. Губы Земана дрожали, на глаза навернулись слезы.
Сейчас он во второй раз потерял отца, доброго, чуткого, мудрого, на которого всегда можно было опереться, прийти в тяжелую минуту за советом. Теперь Земан остался один и осознавал это. Павласек, стоявший рядом, горестно прошептал:
— Даже салют не дали! Даже салют!
А в эту минуту гроб с телом Калины медленно скрывался за занавесом, отделяющим мир мертвых от комедии абсурда, которую в судорожной спешке играл этой весной мир живых...
Люди молча вышли из крематория в наполненные заботами будни. Каждый из них был погружен в свои мысли и воспоминания, связанные с этой печальной утратой. И даже весенний день показался им притихшим и драматичным.
Группа родных и близких другого умершего, проходившая мимо них, вывела их из состояния молчаливой скованности.
Земан заговорил первым и произнес вслух то, о чем думал на протяжении всех похорон:
— Это первый мертвый в этом процессе. Я начинаю понимать прокурора.
Все удивленно посмотрели на него, а Павласек спросил:
— Какого прокурора, Гонза?
Земан не ответил ему. Он повернулся к доктору Веселы:
— У тебя наверняка есть эта книга, доктор?
— Какая?
— «Процесс» Франца Кафки!
— Есть.
— Дашь ее мне?
— Зачем?
— Я хотел бы ее прочесть перед завтрашним днем.
— А что будет завтра?
— Суд!
Мать Земана испуганно спросила:
— Боже мой, Гонзик, какой суд? За что?
— Не знаю, мама. Я только одно знаю: в этом процессе не должно быть мертвых, как и в других подобных процессах. Поэтому прежде я хочу во всем разобраться...
Он говорил так загадочно, что все были сбиты с толку и молчали. Только Павласек спросил:
— Что ты хочешь сделать?
И Земан признался:
— То, что делали советские командиры в критической ситуации и в окружении во время войны, когда хотели предотвратить дальнейшие потери с их стороны и сохранить хотя бы остатки своих подразделений для дальнейшей борьбы. Они сообщали: вызываю огонь на себя!
Они поняли его и перепугались. Он хотел принести себя в жертву! Веселы выпалил:
— Ты с ума сошел, Гонза!
Бланка в испуге схватила его за руку:
— Ты этого не сделаешь!
Однако Земан твердо стоял на своем.
— А что мне остается делать? Я остался один. Калина умер. Житный ушел! — Веселы и Павласеку он сказал: — Я иду на реабилитационный суд, меня вызывают за Планице. Не хочу втягивать в это никого из вас...
Веселы деликатно намекнул ему:
— Если это тебе поможет, оставь Калине Калиново. Он наверняка бы с этим согласился. И сам бы тоже от ответственности никогда не уклонился!
Земан решительно отверг его совет:
— Нет! Это битва живых. Мертвых оставим в покое, для них мучения уже закончились. И если суждено пасть кому-либо еще, так это тому, кто сам, добровольно остался в этом котле. Вызываю огонь на себя!
Бланка, к своему ужасу, поняла, что Ян это для себя решил твердо и что если не произойдет чуда, она потеряет мужа. Со страхом в глазах она зашептала: