— Вот это? — насмешливо спросил старый Свобода и показал ему оружие, которое он до сих пор держал за спиной.
— Люди... — снова умоляюще заговорил Брунцлик.
— Нет! — прозвучал однозначный ответ.
Беспомощность, страх и отчаяние вызвали в Брунцлике взрыв истерии:
— Вот вы как! Пан старший вахмистр, уступаю место вам! Наведите порядок! Мы органы народной власти и не позволим, чтобы нам диктовала улица.
Теперь все выжидающе смотрели на Земана. Старший вахмистр медленно двинулся к Свободе и, подойдя к старому рабочему, протянул руку за оружием, которое тот держал. Свобода попятился.
— Дайте сюда ружье! — приказал Земан.
Наступившая минута была решающей. Все хорошо знали: этот парень в зеленой форме получил приказ, который должен выполнить. И все же...
Свобода молча и нерешительно протянул Земану оружие.
Земан осмотрел ружье, взвесил его в руке, потом открыл затвор и удовлетворенно проговорил:
— Все в порядке! Заряжено! — Затем он повернулся к Брунцлику, Чадеку, Кристеку и его шайке, наставив на них ружье.
— Это красное знамя, пан председатель, является знаменем моего отца. Против него я никогда не пойду! — И он с ружьем в руках на глазах изумленного Брунцлика присоединился к рабочим.
Десятки человек, твердо стоявших у заводских ворот, одобрительно зашумели. Этот возглас и громкое скандирование: «КНБ идет с народом!», «Да здравствует КНБ!» — будто гроза пронеслись над заводом и улицами городка, сопровождая трусливо удиравший грузовик Чадека и Кристека.
Рабочий отряд уже имел не одно, а сотни ружей, и все они находились теперь в верных и надежных руках.
На вилле Чадека царил переполох. Распахнутые шкафы, разбросанные листы бумаги, переносимые по полу сквозняком... Набивавшиеся вещами чемоданы то ставились в одном месте, то почему-то переносились на другое; люди в суматохе спотыкались о них. Пани Инка, всегда такая хладнокровная и целеустремленная, вдруг потеряла голову. Она бессмысленно вытаскивала одежду из шкафов, чтобы тут же положить ее в другое место. Она бросалась за какими-то мелочами, без которых, как ей вдруг начинало казаться, она не проживет, потом хваталась за какую-нибудь вазу, как будто это было сейчас самым важным на свете...
Когда среди этого переполоха послышался звук затормозившего перед виллой автомобиля, пани Инка подскочила к окну. Перед входом остановился роскошный лимузин, из которого вышли стройный молодой священник и элегантный мужчина с седеющими висками.
Пани Инка полетела по ступенькам навстречу и радостно обняла в дверях элегантного мужчину.
— Бертик! Как хорошо, что ты здесь! Именно сейчас! — Она истерически заплакала. — Ты не знаешь, что с нами произошло, Берта...
Франт быстро высвободился из ее объятий:
— Со всеми сейчас что-то происходит, дорогая... Позвольте мне вас представить, — обратился он к молодому священнику, который не торопясь подошел к ним и стоял молча. — Это Макс, мой хороший приятель... Однако хватит с нас твоих сцен, Инка. У нас просто нет времени. Надо собрать в кулак всю энергию и волю.
В это время появился инженер Чадек и в ужасе уставился на своего брата. Значит, обстановка действительно серьезна, если уж сам Роберт приехал.
Роберт даже не поздоровался с братом.
— Пойди помоги нам, — сказал он. — Мы не можем взять все это с собой. Надо кое-что перепаковать.
Все трое мужчин направились к машине за чемоданами...
Инженер Чадек втащил в комнату объемистый чемодан Роберта и тяжело уселся на него. Вытер носовым платком вспотевший лоб.
— Как дела в Праге, Берта? — решился наконец он задать этот неприятный вопрос.
— Дртина больше не работает в министерстве, — махнул рукой Роберт. — Он там пытался еще чего-то говорить, добиваться, но его выгнали, представь себе, как мальчишку. Всех их повыгоняли. И они теперь испуганно пищат, бегают по кругу, как зайцы. Лихорадочно снимают со счетов деньги, вместо того чтобы драться. Слабаки! Разве так делается большая политика? Ведь этот их жалкий правительственный кризис — позор на весь мир.
— И что, никакой надежды, Роберт? — испуганно спросил Чадек.
— Надежда еще есть. Бенеш! Но это такая карта, на которую не поставит даже Макс, а он игрок весьма толковый и оправданного риска не боится.
— Значит, конец! — Пани Инка застонала.
Оба брата недоуменно посмотрели на нее, будто удивляясь, откуда она вообще здесь взялась. Но молодой священник, который до сих пор безучастно грел руки у раскаленной решетки камина и делал вид, что все здесь происходящее его не касается, повернул к ней свое лицо:
— Нет, это только начало, пани. Теперь мы должны начать бороться снова, по-другому. Тверже, умнее, без сантиментов. Эта крепость пала из-за своей слабости и внутренних раздоров. Я уверен, что мы сможем захватить ее снаружи.
— Но каким образом? — слабо возразил Чадек. Его голос выражал совершенную безнадежность. — Как мы можем сделать это?
— Ваш городок — как раз самое идеальное место, откуда быстрее всего упорхнуть за границу, — засмеялся с видом превосходства Роберт. — Мы знали это и потому имеем здесь своего человека, который на нас работает. Кое-что он уже сделал.
— Здесь, у нас? Кто же это? — спросил инженер Чадек.
Роберт таинственно улыбнулся.
— Увидите, — сказал он, сбросил пальто, ослабил узел галстука и свалился в ближайшее кресло. — Ты могла бы предложить нам чего-нибудь, — бросил он Инке, давая понять, что об этом деле он говорить больше не будет.
Земан стоял по стойке «смирно» в канцелярии районного отдела КНБ. Мимо старшего вахмистра, нагоняя на него страх, прохаживался его начальник надпоручик Блага. Наконец Блага остановился.
— Вы с ума сошли, Земан! — воскликнул он и бросил на стол перед Земаном какие-то бумаги. — На вас жалуется сам председатель районного национального комитета. Вам известно, что он в два счета может вытряхнуть вас из вашей зеленой формы? И ему надо было бы это сделать. Все равно из вас не получится порядочного полицейского. Что вы отмочили возле завода? Вы думаете, что поможете Готвальду, если будете устраивать здесь беспорядок? Мы — государственная власть и должны защищать законы. Когда правительство примет новый закон о национализации и начнет проводить его в жизнь, мы будем защищать этот закон! Но чтобы до того... Подобные действия до принятия соответствующего закона — самоуправство, незаконность, преступление!
Земан стоял перед ним бледный, потрясенный его вескими и неоспоримыми аргументами.
— Наверное, я плохой полицейский, пан надпоручик, — согласился он. — И когда я сам решу, что пришла пора, я подам рапорт об отставке и уйду на гражданскую работу. Но я не могу забыть, что пришел на службу прямо из концлагеря и что я — рабочий!
В это мгновение двери распахнулись, и в кабинет Благи без всякого разрешения влетел Бартик.
— Включите радио! — кричал он. — Быстрее! Готвальд говорит сейчас на Вацлавской площади! Бенеш подписал отставку! Мы выиграли!
Он подбежал к радио, и Земан, который сразу же забыл, что явился на доклад к начальнику, тоже подскочил к радиоприемнику. Ян и Лойза в возбуждении даже не заметили, как остались в помещении одни.
Надпоручик Блага, не закончив разносить своего подчиненного, тихо выскользнул из кабинета. Он на ходу застегнул пуговицы своего кожаного пальто, по старой привычке приподнял воротник, надвинул фуражку на лоб. Его внимательные глаза с профессиональной тщательностью ощупали пустынную улицу.
Затем он быстро зашагал вверх по холму в направлении леса.
Длинными быстрыми шагами отмерял Блага расстояние до полевого аэродрома. Чтобы сократить путь, он преодолел небольшую лощину и направился прямо к деревянному строению, стоявшему на краю летного поля. Опершись спиной о дверь, он бросил изучающий взгляд вокруг и вошел в дом.
В тот же миг из леса вынырнула фигура человека, серая и невыразительная, как тень, неотличимая пока что от других теней, которые бросали на землю заиндевевшие сосны, кусты малины, ежевики и можжевельника под низким, грязным февральским небом.