Павел Данеш, однако, уже поднялся и, пошатываясь, пошел между столами в полутьме к эстраде, выкрикивая с ненавистью:
Моулисова стояла на сцене неподвижно, бледная как полотно. Потом она бросилась вниз, в темноту зрительного зала, чтобы выцарапать ему глаза, избить его, растоптать. Она знала, что он ее уничтожил, и ей вдруг стало безразлично все — публика, стыд перед людьми, скандал. Она кричала:
— Нахал! Грубиян! Хам!
В этот момент прозвучал выстрел. Моулисова, удивленная, возвратилась в круг света на сцену, держась рукой за грудь, а когда рука опустилась, все увидели кровь.
Только теперь зал зашумел от ужаса и удивления.
У начальника пражского угрозыска майора Земана в тот день хлопот было более чем достаточно. Он потер уставшие глаза и начал убирать груды протоколов и бумаг в свой письменный стол и в сейф. Давно прошло время, когда он, рядовой следователь, отвечал только за себя и за свое дело, которое расследовал, когда целыми днями мог находиться на выездах. Теперь он большую часть своего времени проводил в кабинете, ругался с подчиненными, проводил бесчисленное количество совещаний и собраний, изучал груды указаний, положений и инструкций, читал и возвращал не расследованные до конца дела, а к настоящей работе следователя по уголовным делам он возвращался от случая к случаю. Он больше помогал и советовал, опираясь на свой былой опыт криминалиста, чем сам вел следствие, и это его раздражало. Каждый день он давал себе слово попросту закрыть свой кабинет, взять одно крупное дело и вести его, но всякий раз все получалось иначе — опять приходил до предела наполненный делами, намертво расписанный день, и майор с огорчением думал, что он медленно, но верно превращается в «полицейского советника», скоро у него отрастет пивное брюшко, в кабинете появится аквариум с рыбками, в десять часов будут приносить второй завтрак — и это будет означать конец...
И тут в кабинет вторгся его заместитель надпоручик Стейскал и нарушил ностальгическое настроение майора:
— У нас в районе большая неприятность, начальник!
Однако Земана это не слишком взволновало, он уже привык к неприятностям. Продолжая складывать бумаги, он без особого интереса спросил:
— Какая?
— Покушение на певицу.
— Отлично, такого у нас еще не случалось. Где?
— В «Конирне», в поэтическом кафе!
— Жива?
— Да. Ранена. Видимо, легко. Скорее всего, шок. Отвезли ее в больницу на улицу Франтишек.
— А покушавшийся?
Стейскал не без гордости доложил:
— Он, представь себе, сидит у нас, собственной персоной... но... пьяный. Я поместил его в камеру предварительного заключения.
Земан воспринял это по-деловому, спокойно, как нечто само собой разумеющееся.
— Прекрасно. А свидетели есть?
— В достаточном количестве. Сидят у нас в коридоре.
— Порядок. Тогда вы их предварительно допросите, заполните анкеты, запишите номера паспортов, адреса, завтра начнем их вызывать.
Стейскал запнулся и удивленно спросил:
— А ты?
Земан закрыл стол и сейф, взял свой портфель:
— Я? А я пойду спать. — И он стал одеваться.
И тут Стейскал деликатно, но решительно сказал:
— Только в числе свидетелей, Гонза... и твоя дочь.
Земан вытаращил на него глаза:
— Что ты сказал?
С силой швырнув портфель на стол, майор выскочил за дверь.
Как разъяренный зверь ворвался он в тот узкий коридор, который пражское дно называет коридором вздохов или коридором тягостного ожидания.
Молча сидевшие на длинной лавке люди, измученные долгим ожиданием, с надеждой повернули головы в его сторону.
Здесь собралась пестрая компания: какой-то немолодой щеголь в модном клетчатом пиджаке, носить который в предместьях Праги считалось верхом элегантности, бармен и владелец поэтического кафе Сганел в лиловом смокинге, редактор Дагмар Неблехова в модном костюме, артист Ян Водваржка в плаще, наброшенном поверх вийоновского костюма, и в гриме и два перепуганных кролика — Петр и Лидушка.
Как только Лидушка увидела отца, она поняла, что грозы не миновать. Она встала и беспомощно промямлила:
— Папа!
В ту же минуту его ярость словно испарилась. Он почувствовал острую жалость, увидев это нежное создание, которому еще недавно читал сказки, в таком обществе. Лидушка была его большой любовью, особенно после того как несколько лет назад террорист убил его жену. После того потрясения лишь одна Лидушка удержала его от беды. Она стала его надеждой и смыслом всей его жизни. Отец с дочкой создали свой собственный мир, в котором вдвоем летали на воздушном шаре над полной приключений землей, ловили тигров и слонов и самых красивых, бесподобных, красочных бабочек, каких только могли породить джунгли вечеров и ночей их одиночества. И когда потом Земан женился на Бланке Мутловой, Лидушка осталась в центре его интересов. Ей была отдана его огромная нежность и внимание, и каждый вечер, как только отец приходил домой, Лидушка, ласкаясь, взбиралась к нему на колени.
Теперь она сидела в этой компании...
Земан постарался взять себя в руки, чтобы выглядеть строгим, но он оказался способным только на то, чтобы хриплым от жалости голосом произнести:
— Чеши домой. Потом разберемся.
Лидушка, однако, снова с мольбой пискнула:
— А Петр?
Его удивило, что она не убежала сразу же, когда он ее так великодушно простил. Земан удивленно и строго спросил:
— Кто?
Петр поднялся и встал рядом с Лидушкой, смущенно, по-мальчишески переминаясь с ноги на ногу. Земан усмехнулся:
— Этот? — Он попытался сыронизировать: — Это некто из твоего дома пенсионеров?
Петр мужественно, с юношеской строптивостью выпалил:
— Мы, извините, вместе... ходим!..
От удивления у Земана перехватило дух,
— Что-о-о? — протянул он.
И Петр поспешно добавил:
— В школу...
Земану стало заметно легче.
— Чешите отсюда оба!
Он видел, что Петр хочет что-то еще добавить об этом взволновавшем его в ресторане событии, но ведь его слова потом придется занести в протокол... Поэтому Земан угрожающе добавил:
— Ну! Быстро! Пока я не передумал! — Лидушке на прощание он приказал: — Маме скажи, пусть меня сегодня не ждет. Может предварительно дать тебе на орехи сама. — Больше он на них не обращал внимания и, повернувшись к сидящим на лавке, спросил: — Так что будем делать с вами, господа хорошие?
Первой с лавки встала Дагмар Неблехова:
— Пан комиссар... — Она торопливо порылась в сумочке и стала совать ему какое-то удостоверение. — Я Неблехова, из газеты «Лидове новины». Вот мое журналистское удостоверение.
На Земана это не произвело никого впечатления; он просто умышленно не заметил ее руку с удостоверением и даже не взглянул на него.
— Ну и что из этого следует? — Увидев на конце лавки мужчину в клетчатом пиджаке и невозмутимо повернувшись к Неблеховой спиной, Земан не без интереса окликнул его: — Ферда?! Как ты здесь оказался?.. На старости лет решил удариться в поэзию? Ну, привет! Что же это творится на культурном фронте? Как ты до такого докатился?
— Невезение, пан майор. Точнее — дурацкая невезуха. Но, клянусь, я ничего не знаю, — с трагической гримасой на лице ответил ему Ферда Восатка, личность, хорошо известная среди карманников района Жижков в Праге.
Земан повернулся к сотруднику, дежурившему здесь, и приказал ему:
— Этого пропустим первого. Но сначала обыщите его, нет ли у него чужих кошельков, браслетов или часов. С ним, видимо, разговор будет короткий, с тем делом у этого наверняка нет ничего общего. Он никогда оружие в руках не держал и боится его как черт ладана.
Земан хотел вернуться к себе в кабинет, но Неблехова его опять остановила:
— Пан комиссар, я должна быть первой, я очень тороплюсь. Я еще должна написать сообщение о вечере и впихнуть его хотя бы в завтрашний второй выпуск.