- Давай уже скорее, - говорит она и смеется, а потом продолжает: жажда замучила меня, мальчики. Сейчас задохнусь, как пить дать.
- Смерть является логическим продолжением жизни, - отвечает тихо Лев Соломонович. В данный момент он получает огромное удовольствие от самого себя, долбаный нарцисс.
- Так, давай тебя и укокошим, - смеюсь я.
- В этой компании я являюсь единственным носителем мудрости, - парирует Лев Соломонович и добавляет: поэтому я должен жить, иначе вы захлебнетесь в собственном дерьме.
- Интересная точка зрения, - иронизирует Сергей, наконец откупорив бутылку с коньяком.
Мы пускаем ее по кругу, наполняя даже спящую глотку Сурикова. Тот в ответ захлебывается, блюет, а потом просыпается и начинает ругать нас.
Я отвечаю:
- Спокойней, Аркаша. Мы не могли забыть о бедном спящем друге, поэтому и решили немного освежить твое состояние. Признайся, ты ведь рад тому факту, что вырвался из лап забвенного сна?
Суриков посылает меня куда подальше и снова засыпает, прямо в луже собственной блевотины. Казалось бы, приличный человек, семьянин, но перед алкоголем все равны: каждый злоупотребляющий станет свиньей рано или поздно, и это факт, а не мораль. Я говорю об этом Сурикову, но он отвечает лишь стоном, будто угрожает новым приступом рвоты. Мне на это плевать, так как машина-то все равно его. Я смеюсь и торможу на перекрестке, по странному стечению обстоятельств до сих пор работающему в это время. А который сейчас, кстати, час?
Вижу в свете фар маленького человека (карлика), медленно переходящего дорогу. Он движется настолько сонно, что у меня внутри зарождается приступ дикой агрессии. Какого черта этот мудак нас задерживает, громко спрашиваю я, и все вторят, даже полуспящий Суриков поднимает в знак согласия руку. Я сигналю, от чего карлик вздрагивает, смотрит на нас, но скорости не прибавляет. Тогда, взбешенный подобным наплевательским отношением к размерам нашего джипа, я резко газую. Машина дергается, подается вперед и задевает крылом карлика. Он от удара падает на асфальт, а Инна кричит, что мы сбили человека. Сергей предлагает сдать назад, чтобы колесом проехать карлику по спине. Идея мне нравится, но кажется слишком кровожадной, поэтому я просто выхожу на улицу посмотреть вокруг. Следует проверить, были ли нежелательные свидетели у моей маленькой шутки.
Первое, что бросается в уши, это тяжелый стон из-за противоположенного края капота. Я гляжу по сторонам: улица пустынна, нет даже случайных пьяниц. За исключением нас, разумеется. Все остальные, кроме Сурикова, упавшего на пол между сиденьями, вываливаются за мной следом с криками и смехом. Они спрашивают, что случилось, потом чокаются воображаемыми бокалами и опустошают их, произнося нелепые тосты пьяными голосами. Мне почему-то хочется петь, но я подхожу к корчащемуся на дороге карлику. Похоже, удар крылом был достаточно сильным и пришелся аккурат в область почек.
- Чего воешь? - кричит Сергей карлику, склонившись над ним.
И, действительно, я вдруг снова слышу легкий стон, доносящийся от маленького комка плоти, извивающегося рядом с колесом джипа.
Инна говорит:
- Бедненький, - смеется и снова: не повезло тебе наткнуться на нас.
- Да уж, - соглашается Лев Соломонович, потирая руки. - От нас так просто не уйдешь. Кстати, Саша, а что он сделал? Я как-то упустил этот момент.
- Мешал проехать, - шиплю я и вспоминаю, какую бурю эмоций вызывала походка карлика в душе. Зубы скрипят от злости.
Порой для того, чтобы завестись максимально, стоит лишь крутить в голове идею того, что тебя обидели, оскорбили, вынудили пойти на грубость. Именно этим я сейчас и занимаюсь, рассматривая карлика. Убеждаю самого себя в том, что вот он, мой злейший враг, лежит на земле на расстоянии вытянутой руки. Ненависть берется из ниоткуда, так бывает всегда. Накопившееся за долгое время напряжение собралось в кучу и готово разрешиться прямо здесь, на пустынной ночной дороге. Начинаю дрожать.
Но первым бью не я, а Сергей. Он со всего размаху вонзает свою ногу карлику в спину. Наш маленький кружок напоминает стаю койотов. Я улыбаюсь этой мысли и тоже наношу удар сверху внизу, опустив подошву ботинка карлику на лицо. Инна визжит то ли от радости, то ли от испуга - она, похоже, вообще мало что соображает. Лев Соломонович довольно потирает руки в предчувствии добротной заварушки, но вдруг меняется в лице. Пока мы с Сергеем бьем карлика, он смотрит куда-то вдаль, затем привлекает наше внимание.
- Посмотрите, - говорит он.
Как ни пытаюсь, не могу разглядеть предмет озабоченности Льва Соломоновича, зато прекрасно его слышу. Это шаги на противоположенной стороне улицы. Судя по звуку, женщина в туфлях. Наконец она попадает в свет одного из фонарей и останавливается, удивленно наблюдая за нами.
Сергей кричит ей:
- Чего встала?! - он машет рукой и продолжает: иди отсюда!
Но женщина даже и не думает уходить. Она внимательно нас изучает, словно запоминая лица или номер машины. Это пугает меня, поэтому я решительным шагом направляюсь к ней. Меня останавливает Инна, прижавшая мобильник к уху. Говорит:
- Саша, погоди, - она трогает меня за плечо и улыбается. - Я уже звоню Никифорычу. Пошла эта сука, куда хочет.
Я киваю. Никифорыч решает любые проблемы, решит и эту. Иногда я даже благодарю судьбу, что послала мне на пути такую вот волшебную палочку-выручалочку в виде здоровенного мужика с бесконечными связями на самых высоких уровнях. Инне достаточно сказать по мобильнику, что у нас возникли проблемы, и Никифорыч тут же примчится на всех парах в окружении целой свиты машин для убийства и вооруженный своей великой записной книжкой.
Карлик предпринимает попытку уползти подальше, но Сергей вовремя это замечает и резким ударом в бок валит того обратно на землю. Я слышу какие-то ругательства от своего лучшего друга, а затем присоединяюсь к нему с новой силой. Глухие удары разносятся по всему кварталу, женщина на той стороне улицы вскрикивает и убегает. Наверное, сейчас будет вызывать милицию, но это не так страшно, потому что Никифорыч говорит в трубку Инне заспанным голосом, что мы ему уже надоели, но он скоро прибудет.
- Не надо, - сипит карлик под градом ударов. Кому какое дело, правда?
Лев Соломонович, тем временем, не найдя удачного подхода к потасовке, достал из машины нечто вроде гаечного ключа, только больше (уж не знаю, откуда он там взялся) и теперь полон намерения применить инструмент в деле. Он кричит, чтобы мы отошли, а затем, разбежавшись, бьет ключом в маленькую карликовую голову. Я слышу треск, визг, хруст, лязг, хлюпанье, чавканье, звон, свист. Потом еще несколько сильных ударов, и карлик падает без сознания. Сергей льет ему на лицо коньяк, который, смешиваясь с кровью, поступающей из раздробленного черепа, похож на густой английский чай. Жидкое месиво растекается по асфальту, и мы все вместе стараемся не испачкать ботинок.
Придя в себя от обилия влаги на лице, карлик усаживается в неровном, покачивающемся состоянии и, держась за голову, начинает хныкать. Он испуганно смотрит по сторонам, пытается понять, что происходит. Пробует подняться на ноги, но не может удержать равновесия, поэтому всем телом плюхается в лужу собственной крови. От этого в разные стороны летят красные брызги, и сгусток попадает мне на брюки. Разозленный снова, я, хорошо прицелившись, бью наотмашь правой ногой в лицо карлика, но из-за моих действий в воздухе появляется еще больше крови, которая теперь орошает уже всех участников, включая Инну и джип.
Мы топчемся вокруг жертвы, шлепая ногами, как будто угодили в сырую жижу городского болота. Раззадоренные неудобствами, мы пинаем карлика и пинаем, пинаем и пинаем, а он только и может что закрывать лицо руками, но это не особо ему помогает. Лев Соломонович по-прежнему использует гигантский гаечный ключ, в его руках эта незамысловатая штука обернулась страшным орудием, должен сказать. Пока мы наслаждаемся дракой, Инна включает радио в машине. Там сейчас начался час классики, но по причине громких криков друзей я не могу разобрать, чья именно композиция звучит.