— Рад познакомиться с вами.
— Кэти. Здравствуйте.
Не понимаю, почему меня удивляет, что она англичанка, родом откуда-то из-под Ньюкасла. Она так и не отводит от меня глаз, и я внутренне съеживаюсь.
— Мы что же, собираемся на этот раз выставлять мужскую одежду? — спрашивает она.
— Я не модель, — отвечаю я. И неизвестно зачем добавляю: — Сестра, та да.
Осано, обернувшись, говорит:
— Он будет работать со мной. Это… — он постукивает пальцем по ее рисунку, — это кусок дерьма. Где оригинал?
Кэти застывает, но тон ухитряется сохранить спокойный:
— Сейчас посмотрю.
Сунув руку под доску, она вытягивает старый конверт с карандашным наброском на обороте.
— Вот твой набросок.
Осано рассматривает собственные неразборчивые каракули. Когда он поворачивается к рисунку Кэти и говорит, что она все испортила, на лице его нет и тени смущения. Он тычет в рисунок фломастером, оставляя на бумаге сердитую россыпь точек.
— Балахон какой-то. Сколько в нем длины?
— Кончается на уровне ладоней. И это не балахон.
— Это мешок. — Осано некоторое время пыхтит. — Так не пойдет. Забудь о нем, Кэти. Надо будет еще подумать. Нью-Йорк нам все равно не светит. Теперь работаем на Милан.
Прежде чем Кэти успевает задать ему хотя бы один вопрос, начинает трезвонить мобильник. Приоткрыв рот, она оседает на стул, а Осано свирепо смотрит на нее сверху вниз. Всем, кроме него, понятно, что звонит его телефон. В конце концов Осано выуживает аппарат из кармана, отворачивается, вглядываясь в экранчик.
— Покажи тут все Джейми, — бросает он, — мне нужно поговорить.
Прежде чем отщелкнуть крышку телефона, Осано успевает пройти половину комнаты. На Кэти он только что не орал. Теперь голос его понижается до негромкой воркотни. Еще несколько шагов, и он скрывается за дверью на задах помещения.
Кэти глядит на меня.
— Чем ты, собственно, помогаешь Осано?
Понятия не имею: для меня все это полная новость. Я и работать-то до сих пор толком никогда не работал, разве что летом, в местной парусной школе. В четырнадцать лет я полгода развозил газеты — практически единственное занятие, при котором умение ездить на доске считается достоинством. На него моей квалификации хватало. А что касается индустрии моды, так я не знаю даже, как называется в ней большинство профессий. У Кэти холодные голубые глаза, жесткий взгляд, и все-таки непонятно, с чего это я так испугался. Ответить на ее вопрос мне решительно нечего.
— У Осано не хватало в Париже рабочих рук. Я помогал ему как костюмер, вот и все.
— Ты знаешь, почему у нас не хватает рабочих рук? Осано умудрился выставить Джину. А только она и была способна организовать здесь хоть что-то. Опыт у тебя какой-нибудь есть?
Я пожимаю плечами.
Кэти не единственный в студии Осано человек из Англии. Одна из закройщиц родилась в Кардиффе. Обе они учились в хороших колледжах, Кэти в Сент-Мартине, Ронда в Ноттингеме. Две портнихи — француженки, а остальные все — итальянки. Кэти говорит, что работает у Осано год, впрочем, наняла ее теперь уже исчезнувшая Джина. В последние два месяца Кэти каждый божий день тратит по нескольку часов, отвечая на звонки из модных изданий и отрицая, что марка Осано вот-вот прекратит свое существование. Причина, по которой в Париж отправились столь немногие, в том, что они сильно отстали от графика Недель моды, вот и пришлось почти всем остаться в Италии.
С Джиной Осано рассорился в Нью-Йорке. Кэти там тоже была. Она говорит, что Осано пытался собрать деньги, используя в качестве дополнительного обеспечения магазин, арендуемый им в Нью-Йорке. Видимо, срок аренды был настолько краток, что собрал Осано всего ничего, а если он не вернет долги, это поставит под удар его розничные продажи — единственный источник наличных, какой у него имеется.
— Осано сидел по уши в переговорах, и Джине приходилось управлять нью-йоркским магазином и руководить работой в Милане. И как только Осано находил людей, готовых его финансировать, он закатывал для них прием и так напивался, что они отваливали. А потом Луиза, мать ее за ноги, Гринхол переширялась, и больше мы о них вообще не слышали.
Ну что тут скажешь? Я молчу, Кэти и Ронда тоже. Теперь обе уставились на меня.