Создается даже впечатление, будто определенного рода англичанство приобретает влияние. Я то и дело слышу разговоры о Джин Мьюир, о ее стиле — даже о том, что ее дом, возможно, купит одна из крупных компаний. Становится очевидной и другая разновидность английского влияния. Уверяют, что показанная Томом Фордом в Париже коллекция YSL вдохновлена английским портным Томми Наттером, тем самым, что сделал белый костюм Джона Леннона и подвенечное одеяние Бианки Джаггер. Я слышал также мнение, что-де основы принятого Дольче и Габбана стиля новых хиппи заложил Биба. Говорят, будто и «Прада» опирается и на Биба, и на Осси Кларка, еще одного английского дизайнера шестидесятых — семидесятых годов. Не знаю, действительно ли для британцев настало время с оптимизмом взирать в будущее. Однако в ателье Осано все твердят, что мне следует почаще появляться на людях, разговаривать с английскими дизайнерами, работающими на другие дома. Я этим советам не следую. Даже если бы я и хотел побывать на всех показах, у меня все равно не нашлось бы на это ни минуты. С каждым новым днем я трачу на нашу коллекцию все больше и больше времени. В пятницу я даже ночевать остаюсь на работе. Когда заканчиваешь в три утра, в город возвращаться бессмысленно. В воскресенье, несмотря на то, что большая часть коллекции уже свезена в «Фиера», двое из нас продолжают работать в ателье, — нам еще и прерываться приходится, поскольку каждому необходимо побывать на двух показах. Заканчивается все тем, что я укладываюсь спать на полу кабинета Осано, а Ронда, девушка из Уэллса, — на диване.
В девять утра прикатывает, чтобы забрать меня, Ронду и последние наряды, грузовой фургон. В «Фиера» мы попадаем к одиннадцати. Показ назначен на три, так что всем уже кажется, будто мы запоздали, будто потратили слишком много времени на погрузку. Моделям велено было прийти к одиннадцати, но до сей поры появилась всего одна. Осано прикатил в «Фиера» прямо с квартиры и прождал, практически в одиночестве, так долго, что нервы у него теперь основательно натянуты. Он продолжает заниматься тем же, чем занимался вчера, — руководить плотниками и техниками. В отличие от парижских, эти выглядят сверхрасторопными. Подиум выкрасили заново еще позапрошлой ночью, свежая краска уже подсохла, все нужные Осано декорации — подобия триумфальных арок — уже собраны, их осталось только установить.
В полдень, за сценой. Две парикмахерши, гримерша и маникюрщица трудятся над нашей одинокой моделью. Это нервная пятнадцатилетняя литовка, совсем не говорящая по-итальянски и кое-как — по-английски. Увидев на прикрепленной к стене пробковой доске свою фотографию, она страшно пугается, потому что не сразу замечает рядом со своей фотографии других пятнадцати манекенщиц с подписанными под каждой именами. Я провожу какое-то время, помечая наряды, предназначенные для каждой из них, — на самом-то деле пора уже начинать примерки. Обнаружив, что меня закрепили за Биби и Луизой, я перевешиваю бирки. Если уж и заниматься с кем-то примерками, пусть это будет Аманда ван Хемстра. Ей, надо думать, сказали, что я злюсь на нее за распространение дурацких слухов. И если она в это поверила, мое поведение не покажется ей слишком странным.
В час дня, всего за пару часов до начала, появляются, все сразу, шесть моделей — каждая со своей историей о том, по какой причине она опоздала да как спешила. Понедельник — самый напряженный день во всей заканчивающейся завтра двенадцатидневной миланской Неделе моды, день последних волнений и суматохи. Теперь, когда у нас есть наконец манекенщицы, которыми мы можем заняться, шум усиливается, за сценой полным ходом идет обмен сплетнями. Остальные восемь девушек пока не пришли, но мы, похоже, и без того работаем на пределе наших возможностей. Последние модели появятся в половине третьего, до этого времени мы как-никак, а справимся. Единственная явившаяся в срок девушка неподвижно сидит на стуле — слишком испуганная, чтобы шевельнуть головой, рискнув тем самым разрушить высоченный начес, едва способная дышать, потому что ее «ампирное» платье снабжено для пущей пикантности мини-корсетом. Корсет-то надет поверх платья, она могла бы его и снять, если бы захотела, но никому не пришло в голову сказать ей об этом. Я бы и сам сказал, однако девочка робко лепечет что-то по-литовски в сотовый телефон, и я решаю ей не мешать.
Одна-две из новопришедших манекенщиц слегка на взводе, интересно, в каком состоянии явится Луиза? Хорошо хоть, что показ у нас дневной и все настолько заняты, что напиться в хлам никто попросту не успеет. Аманда появляется раньше Биби и Луизы. Я подхожу к ней одновременно с Рондой, которая приятельски расцеловывает ее в обе щеки. Вот уж не думал никогда, что эти двое знакомы да еще и дружат. Я говорю, что могу заняться Амандой, но Ронда отвечает: