- Ну, точно. Я же говорю - орал. Эй, чего орал? Что с глазом?..
Правое веко приподнялось, и я понял, что красное - это луч фонарика в руке человека, луч на самом деле желтый, расходящийся кругами по сугробам. Человек присел передо мной, вгляделся:
- Ты чего тут делаешь?..
Я отнял от лица руку и показал ему ладонь, ожидая почему-то, что он вскрикнет, но человек с фонариком молча посветил, посмотрел и поднялся:
- Если идти можешь, пошли. А не можешь - санитара приведу. Ты на что наткнулся? Вот на это? - сильной рукой он раскачал и выдрал из стены толстую, причудливо изогнутую проволоку. - Ну да, да, в темноте - штука страшная. Чего мы только ради баб не делаем, а?.. - он подмигнул, - Ты ведь к беленькой пришел, я знаю. Больше не к кому. Вон, с подарочком даже.... Пошли, сейчас будет тебе беленькая.
Я медленно, скользя спиной по стене, встал и пошел за ним по узкой тропинке в снегу, похожей больше на траншею, чем на человеческий путь.
- А беленькая, она - да, - сказал человек с фонариком. - Тут я согласен.
- У меня кровь? Кровь на руке была? - здоровым глазом я смотрел под ноги, а к больному прижимал тающий сгусток снега.
- А ты об этом не думай, - махнул рукой человек. - Будешь думать - еще больнее станет. Кровь, не кровь, сейчас разницы нет. Вот сюда, в дверь, проходи. Знаешь, я один раз видел мужика, которому половину башки снесло, газ в доме взорвался. Привезли его, а он в сознании, разговаривает, на вопросы отвечает. Сам от машины шел, разве что за стенку держался. А по дороге в туалет завернул... - он поддержал меня за локоть, помогая одолеть обледеневшие деревянные ступеньки, - Вот, завернул он в туалет, а там - зеркало. Представляешь, что он в зеркале увидел?.. Только что был нормальный, шутил вроде, а как увидел - помер на месте, даже врач добежать не успел. Так что не думай и в зеркала не смотрись.
Дверь открылась, превратившись в ровный голубой прямоугольник, и возник силуэт в шапочке, черный на фоне ярко освещенного коридора:
- Кого ты там привел?
Я уронил снег и стоял с голым лицом, горящим с левой стороны в огне. Меня крепко взяли за запястье и втянули в приемный покой, теплый, душный, пахнущий хлоркой и лекарствами.
- Я беленькой-то скажу... - донеслось вслед, и дверь отсекла человека с фонариком. Передо мной стоял худой длиннотелый врач лет пятидесяти в коротком халате и очках без оправы. Он ловко убрал мои руки и тонкими своими, твердыми пальцами, словно неживым инструментом, полез в больной глаз. Я взвыл и шатнулся назад, встретившись затылком со стеной, а он осуждающе хмыкнул и сказал:
- Как в окна подсматривать, так вы, небось, не боялись.
- Я не подсматривал, - неуверенно возразил я и замолчал.
- Будет больно, но не больнее, чем уже было. Надо промыть и наложить повязку. И укол от столбняка обязательно сделаем. Это вы обо что?
- Там... проволока... за будкой.
- А вы говорите - не подсматривали. Или вы за эту будку по-маленькому зашли?..
Появилась, скользнув по мне взглядом, молодая медсестра, чистая, накрахмаленная, холодная. Она принесла штатив с пробирками, наполненными темной кровью, бережно поставила его на угол большого, заваленного бумагами стола и поправила косынку на светлых подстриженных волосах. Наверное, это о ней говорили - "беленькая".
- Вот так-так! - она приподняла брови, глядя на мой глаз через плечо доктора и почему-то сжимая и разжимая кулаки, словно все вокруг ее нервировало. - Вот уж не повезло-то...
Врач на нее не оглянулся, но лицо его вдруг сделалось каменным, без единой живой черты.
- Раздевайтесь до пояса, - сухо сказал он, отходя от меня и надевая тонкие резиновые перчатки. - Вещи положите на стул. И садитесь сюда.
Я увидел маленький столик с ярко блеснувшими инструментами, столик поворачивался на колесах, словно демонстрируя мне все эти острые ножички, ножницы, цепкие зажимы, тонкие крючочки, трубки - до озноба похожие на орудия пыток.
- Будешь стоять и смотреть? - врач мельком взглянул на светловолосую и пожал плечами. - Впрочем, пожалуй...
Она гладко улыбнулась ему и перевела на меня пронзительный, серый, острый, как бритва, взгляд. Я сложил пальто, повесил на спинку стула свитер, расстегнул рубашку.
- Ого, лишай! - девушка будто обрадовалась красным пятнам на моей груди и выдохнула порывисто, одними ноздрями.
- Это ожог, - сказал я, уворачиваясь от ее взгляда. - На меня в детстве угли высыпались...
- А-а...
Меня усадили, пристроили затылок на жестком подголовнике, и доктор подошел, неся на отлете длинные щипцы с зажатым в них мокрым ватным шариком. Я закрыл здоровый глаз и почувствовал, как что-то оттянуло вниз веко на больном. Это было странное чувство - ожидание боли. Напрягшись всем телом и вцепившись с подлокотники неудобного кресла, я ждал и знал, что буду кричать, как только эта мокрая вата коснется моего лица. Даже если не будет больно - закричу все равно.