- Я этого так не оставлю! – пообещала математичка и гордо удалилась в учительскую.
Мнения педагогов разделились: кто-то удивлялся неожиданному успеху непутевого ученика, кто-то равнодушно пожимал плечами, кто-то порадовался. Убедить коллектив в том, что победа Колесникова – не что иное, как его же выдумка, классной не удалось, но за то она смогла сформировать общественное мнение: скромнее надо быть, не смотря на то, что ты – чемпион.
На своем уроке Нина от души пропесочила Колесникова, пытаясь принизить его спортивные достижения. Ей хотелось восстановить статус-кво: это ничтожество не может иметь никаких успехов, оно должно сидеть в своем болоте и не высовываться.
- Зачем ты повесил этот плакат?! Отвечай, я кого спрашиваю?!
Максим стоял молча и равнодушно глядел в окно. Класс затих, наблюдая привычную сцену: «разбор разгильдяя». Только в этот раз никто из ребят не выкрикивал с места обидные для Максима реплики.
- А я знаю зачем. Ты ничего в своей бесцельной жизни не достиг и ни когда достигнешь. Вот и решил искупаться в ложной славе. Только ложь твоя белыми нитками шита – я тебя выведу на чистую воду. Лучше сам признавайся, паршивец!
Максим по-прежнему не произнес ни слова. Ему даже не было обидно за то, что его несправедливо обвиняют во лжи. Он не сомневался, что классная это делает нарочно – ведь ей известно, о том, что в прошлом году он занял первое место в районных соревнованиях – он приносил справку от тренера за пропуск занятий.
- Какой из тебя чемпион?! С таким хилым организмом борцов не бывает. Не позорился бы, Колесников. Значит, так, – она гневно посмотрела на Максима, - сейчас ты пойдешь и снимешь эту карикатуру.
- Не я вешал, не мне и снимать, - твердо произнес подросток.
- Что?! Ты еще пререкаться будешь?! Вон! – заорала Нина. – И пока не снимешь плакат, не смей здесь появляться!
Словесная атака не принесла нужных результатов: ребята теперь смотрели на Максима с уважением.
После уроков к нему подошла Инка.
- Я за тебя очень рада.
- Да ладно, - отмахнулся Макс. – Чего тебе надо?
- Так, ничего, - смутилась девочка. – Хочешь, я сниму плакат. Это я его принесла.
- Ты?! Зачем?
- Хотела, чтобы все знали о твоей победе.
- Зачем?
- Ну… чтобы порадовались за тебя. У меня тетя художница, я попросила, чтобы она нарисовала плакат. Тебе не понравился? Я знаю, что у тебя из-за этого были неприятности. Хочешь, я твоей классной скажу, что это я во всем виновата?
- Не надо.
- Почему? Ты обиделся?
- Нет. Никому ничего не говори, слышишь? Иначе и тебя… в общем, спасибо, Инка.
- Спасибо, Инка, - чуть слышно произнес Макс. Тогда, в тринадцать лет, он еще не понимал, как много для него сделала Инна тем своим поступком. Дело даже не в том, что в глазах ребят и учителей он стал другим человеком, главное, что случилось – это то, что он впервые за многие годы почувствовал свою значимость.
Сказать, что Андрей Атаманов был не в духе – ничего не сказать. Он вернулся от полковника Малкина, как водится, с намыленной шеей. Как обычно, речь шла о раскрываемости, и Вениамин Михайлович Малкин был очень ею недоволен. Придя с ковра, Атаманов узнал неприятную новость: в «Камее» очередной труп.
Когда Атаманов с Шубиным приехали на место происшествия, тело Мараклиева уже увезли. Как явствовало из протокола, Кирилл Андреевич был обнаружен в своем кабинете за рабочим столом в девять сорок. По предварительному заключению судебного медика, причиной смерти послужил яд.
- Я захожу, а он лежит на столе, словно спит, – сбивчиво рассказывала уборщица Дарья Александровна. Она первая обнаружила труп, когда пришла убирать в кабинете Мараклиева. – Я, чтобы не тревожить, подошла и тихо забрала мусор из корзины. Потом, минут через двадцать, вернулась пол протереть, а он все лежит. Вот я тогда и решила, что, может, с сердцем чего.
- А мусор, который в урне был, вы куда дели?
- Так, в коридоре, в общем пакете. Кабы я знала, что он вам понадобится…
- Хоть что там было помните?
- Бумажки всякие, пакетики из-под чая, обертки конфетные… Мусор он и есть мусор.
В какой именно пакет был выброшен мусор из кабинета Мараклиева, Дарья Александровна не помнила, поэтому для тщательного изучения были взяты все три больших пакета со всем мусором «Камеи».
Еще не дождавшись результатов экспертизы, Андрей был уверен: Мараклиева отравили тем же ядом, что и Вишневу. Вот только кто и зачем? О Кирилле Андреевиче слишком мало было известно, чтобы делать какие-либо предположения.
Собранные сведения о Мараклиеве показали, что он был фигурой весьма одиозной. Старик имел резкий характер, отличался редкостной бескомпромиссностью и независимостью суждений. Причем заявлял свою точку зрения даже тогда, когда следовало воздержаться. Ссорился Кирилл Андреевич в дым, но был отходчив: стоило только противнику раскаяться, как Мараклиев сразу забывал о пробежавшей мимо них кошке. Главное, чтобы раскаяния были подлинными, а притворство Кирилл Андреевич не терпел и распознавал его за версту. Надо признать, что сам Мараклиев мог прилюдно признать свою неправоту и принести извинения. Такое бывало не часто, но все же случалось. Он был принципиален, и ничто его не могло заставить поступиться принципами. Одних Кирилл Андреевич раздражал, у других вызывал уважение, но все знали – Мараклиев непререкаемый авторитет в своей области. Лауреат государственной премии, автор нескольких книг по архитектуре, ряда научных статей, он, несомненно, был заслуженным человеком. Его имя, ничего не говорящее обывателю, было достаточно громким в профессиональной среде. За квалифицированной помощью Мараклиева обращались не только соотечественники, но и зарубежные специалисты. О Кирилле Андреевиче говорили: он жил работой. Работа для него была всем, и так было всегда, с тех пор, когда он юношей пришел учиться в архитектурно-строительный институт. Вопреки расхожему мнению: или работа, или семья – Кирилл Андреевич умудрился совмещать эти понятия. Женился он три раза и столько же разводился, помимо официальных браков у него было несколько гражданских. В результате бурной личной жизни он имел трех законных детей и одного на стороне. Со всеми родственниками он давно разругался и жил один в огромной квартире, за которой помогала следить приходящая домработница.
- Хорош фрукт, - высказал свое впечатление об ученом Атаманов, - чувствую, не к добру это.
- Жил со всеми в контрах, не мудрено, что кто-то с ним расквитался. Нам то теперь как убийцу искать, если у него каждый второй в неприятелях ходил? – возмутился Юрасов.
- Меня больше беспокоит другое, - Андрей задумчиво смотрел куда-то в сторону. Лицо его приобрело скорбное выражение: губы вытянулись в струнку и плотно прижались друг к другу. – К нашему несчастью, личность убиенного достаточно известная.
- Так радоваться надо, дело Мараклиева Главк заберет, а с ним и дело Вишневой уйдет прицепом.
- Если бы. В Главке тоже работы хватает, да и не того масштаба этот ученый, чтобы им заниматься. А вот дело под контроль взять и нам хвосты накрутить – это, пожалуйста.
Послышался тяжелый вздох Шубина. Капитан живо представил, как опять объявят аврал и придется носом рыть землю, чтобы предъявить результат.
- Думаю, что дело в наследстве, - сказал Анатолий. - Кому достанется квартира покойного?
- Надо полагать, детям, - отозвался Юрасов. - Их трое: Татьяна Архипова, Илья и Ростислав Мараклиевы. Незаконнорожденная дочь Ольга умерла пять лет назад.
Версию наследства, за неимения других, Атаманов решил считать наиболее перспективной. Майору не давала покоя неведомая связь между Мараклиевым и Вишневой. Что могло быть общего у молоденькой хваткой девчонки и маститого архитектора преклонных годов? По поверхностным данным, они вместе не работали и никогда не общались. Все, что их объединяло – широкий коридор «Камеи», по которому они проходили мимо друг друга. «Должно быть что-то общее, раз отравили обоих», - подумал Андрей, и вслух сказал: