- Нет, этого человека я никогда не видела.
- Позвольте взглянуть, - светски поинтересовался ребенок. Все это время он стоял на кухне под дверью и слушал.
- Родион, иди в свою комнату! – строго приказала мать. - Не красиво вмешиваться в разговоры взрослых.
- Но, мам. Может, я видел.
- Пусть мальчик посмотрит, - заступился за него Шубин, чем тут же расположил к себе пацана.
Не дожидаясь согласия матери, Родион взял из рук оперативника портрет. Он деловито почесал лоб и, выдержав паузу, произнес:
- Пожалуй, я знаю, кто это.
- И кто же?
- Это албанский террорист.
- Почему албанский?
- Потому, - перешел на шепот мальчик. – Он старается прикинуться русским, но носки его выдают. Этот человек носит красные носки с черным рисунком. В честь албанского флага.
- Родион! – всплеснула руками женщина, - что ты несешь?! Люди работают, а ты голову морочишь. Марш в детскую!
- Погодите. Где ты его видел?
- Этот субъект часто бывал в нашем дворе. Он прятался в кустах, и, наверное, думал, что останется не замеченным. Только он не учел, что у него на хвосте контрразведка. – Мальчишка с гордостью вытащил из кармана «шпионский дневник». – Вот. Тут все записано.
Шубин молча наблюдал, как Родион увлеченно перелистывал блокнот, старательно исписанный каракулями.
- Это шифр, - пояснил юный разведчик, и достал из нагрудного кармана смятый тетрадный листок. – Если его приложить, можно прочитать зашифрованный текст. Шифр уникальный - я сам его придумал!
- Молодец! Сразу видна рука профессионала, - похвалил Анатолий, - Теперь докладывай обстановку - быстро, четко и по существу.
Родион схватывал на лету. Он довольно толково рассказал про «албанского террориста»: где и когда его видел, с точностью до минут. Описал, во что тот был одет и как себя вел, так же выдал номер белых «Жигулей», на которых приезжал фигурант.
Пока Шубин общался с подрастающим поколением, Миша Костров безнадежно совершал поквартирный обход в доме Мараклиева. Чаще всего ему не открывали – то ли никого не было, то ли сидели затаившись, чтобы даже через дверь не общаться. Это Мишу злило больше всего: не хочешь открывать, не открывай, но ответить на вопрос ведь можно. А так, получается, придется еще раз по квартирам идти, чтобы участок отработать.
Миша вышел из парадной и уселся на скамейку ждать Шубина. Спустя пять минут дверь одного из подъездов отворилась, и от туда вышла старушка. Она пошамкала туфлями на стертых каблуках в сторону Кострова.
- Молодой человек, это ты из милиции будешь? – бабуля не мигая буравила взглядом оперативника, от чего Мише стало неуютно.
- Я, - признался он и предъявил удостоверение.
Пожилая дама, близоруко щурясь, некоторое время изучала документ, после чего присела рядом с Костровым на скамейку.
- Ваши ко мне уже три раза приходили, только я открывать не стала. А может, это и не из милиции вовсе были, кто их разберет – сейчас жулья много. Откроешь, а они тебя тюк по темечку и из дома все вынесут. А тут, посреди двора, взять с меня нечего, да и на виду мы, так что, грабить меня - смысла нет.
В подтверждение своих слов предусмотрительная старушка продемонстрировала пустые морщинистые ладони – мол, нет у меня с собой ничего, и если ты промышляешь отъемом сбережений у стариков, то ничего тебе в этот раз не светит. Костров даже не знал, что сказать на такое откровенное признание.
- Спрашивай, чего знать хотел, - поторопила бабуля.
- Может, вы видели этого человека? - Миша предъявил ей фоторобот, приходя в себя.
Старушка попалась осведомленная. Она не только видела фигуранта, когда он дежурил во дворе, но и рассказала нечто более ценное.
Бабуля проживала в двадцать седьмой квартире, этажом выше Мараклиева. Она редко выходила на улицу, но всегда знала последние новости своего дома в силу стариковского любопытства. В ее квартире не было ни одного окна, которое бы выходило во двор, но женщина обходилась окошком на лестнице. Прислушиваясь (не стоит ли кто под дверью), она осторожно выходила на площадку подкормить чердачных кошек. По скрипу бабушка безошибочно определяла, в какой квартире открылась дверь, по шагам различала всех немногочисленных жильцов парадной. А уж есть ли дома сосед снизу, тут сам бог знать велел.
Однажды старушка увидела в глазок этого прохвоста (так она называла человека с фоторобота). Он поднялся на ее этаж, но в дверь звонить не стал. Подбирать ключи тоже. Перепуганная бабушка закрыла заложкой глазок и замерла на месте, чтобы ненароком себя не выдать. Она прилипла ухом к двери, готовая в любую секунду звонить в милицию. Тот как будто перестал дышать – как не силилась бабуля уловить хоть один звук, у нее ничего не получилось. Спустя минуту послушались осторожные шаги – мужчина стал спускаться. Он остановился на четвертом этаже (что он там делал, женщина не смогла понять – ни единого звука она не услышала), затем открылась дверь квартиры Мараклиева. То, что до этого никого в квартире не была, старушка не сомневалась – хозяин с утра ушел, а больше никто к нему не заходил.
Бабуля приготовилась ждать, она ничуть не сомневалась, что визитер – вор-домушник. Первым ее желанием было позвонить в милицию, но поостереглась – когда в последний раз по ее вызову приезжал наряд якобы для задержания бандитов, ломящихся к ней в дом, сержант пообещал, что если еще раз такое повторится, ее оштрафуют за ложный вызов. Она решила запеленговать ворюгу с поличным, то есть с ворохом соседского добра, а потом уж вызывать милицию. Минут через семь гость вышел. К ее удивлению, в квартире он ничего не прихватил – как был с пустыми руками, так и остался. Поимка вора не удалась - бабушка осталась с носом, и настроение у нее было испорченным на целый день.
Атаманов был доволен богатому информационному урожаю. На фоне последних дней, когда расследование не сдвигалось с места, полтора свидетеля (показания ребенка вряд ли устроят следователя) за несколько часов – это уже кое-что.
В конце дня сыщики собрались в кабинете Андрея подвести итоги. Со своей старушкой Миша Костров выглядел героем дня. Атаманов заострил внимание на этом моменте, чем смутил, застенчивого до похвалы Мишу.
- Что у нас получается? – стал рассуждать вслух Андрей. - Авдеенко несколько дней толчется во дворе дома Мараклиева, затем посещает в отсутствие хозяина квартиру главного архитектора. Причем самостоятельно открывает дверь.
- Может, Мараклиев сам дал ему ключи, чтобы тот за чем-нибудь зашел к нему домой? – предположил Шубин.
- Чем тогда объяснить его странное поведение? Зачем сидеть в засаде под кустом и прокрадываться в квартиру? Слишком много непонятного и нелогичного в этой истории.
- Я тут справки навел, - скромно вставил свое слово, молчавший до сих пор Юрасов, - Авдеенко имеет судимость. Вот, - он открыл пухлую папку-скоросшиватель, и зачитал первый лист:
- Авдеенко Игорь Михайлович был осужден в 1978 году по статье сто восемнадцатой УК - причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Получил трешник, но попал под амнистию. В итоге парень вышел сухим из воды.
- Значит, в картотеке должны быть пальчики Авдеенко, - задумчиво произнес Андрей. – Ты дело читал?
- Мельком. Там ничего особенного: производственная травма на фабрике. Пострадала девушка. Виновный оказал первую помощь, благодаря которой потерпевшую удалось спасти. Вначале состояние девушки было тяжелым, но потом выкарабкалась, и даже обошлось без инвалидности. В общем, несчастный случай.
- Ладно, я сам запрошу дело в архиве.- Атаманов хорошо знал Антона: если у того что-то не вызывало интереса, он запросто мог схалтурить. - И вот еще что, - обратился он ко всем, - надо поработать с персоналом «Камеи» на предмет отношений Авдеенко с Мараклиевым. Вдруг они были друзьями не разлей – вода и Мараклиев доверял ему ключи от квартиры. А я похлопочу, чтобы эксперты поискали среди пальчиков, снятых в квартире Мараклиева, отпечатки Авдеенко. Если он там действительно был, а не померещился бабке, то мог наследить. Было бы интересно знать, зачем он приходил. Квартира архитектора не маленькая, чтобы за такое короткое время обернуться. Значит, Авдеенко знал, где искать.