Мечты, что толкутся над мелкой душой,
Как мошки над почвой болотной».
«Взамен тебе высшее счастье я дам:
Забрезжит заря над душою.
Взамен тебе светлый грядущого храм
В заветных мечтаньях открою.
Но только клянись мне и жить, и дышать
Лишь правдой моею отныне»…
— И бросил я в море ненужную кладь,
И клятву дал новой богине…
«Все тот же сон. Ряды гробниц…»
Все тот же сон. Ряды гробниц,
Очей безжизненных укоры,
Презрение в чертах бесстрастных лиц,
Бескровных уст немые приговоры.
О, скройтесь, призраки! Поверьте, не на вас
Тягчайший крест наложен был судьбою.
Завиден жребий тех, кто жертвою угас,
Кто умер, опьянен борьбою,
С проклятьем на устах, от вражеской руки.
Стократ злосчастный тот, кто гаснет от тоски,
Без друга, без врага, с уединеньем дружный,
Нестрашный никому и никому ненужный.
Кто каждый день, в борьбе с самим собой,
Упреком провожал бесплодным.
Пред этим мраком безысходным
Что мрак тюрьмы, что сумрак гробовой?
Ведь совесть не властна над спящими в гробницах
И не томит томящихся в цепях.
Блаженны узники в темницах!
Блаженны мертвые в гробах!
ДАЛЕКОМУ ДРУГУ
Пальмы качают вершинами пышными,
Шепчется берег с волнами чуть слышными,
Горы, как грезы, синеют вдали.
Словно дыханье красавицы сонное,
С ветром струится тепло благовонное.
Страстное небо лежит, раскаленное,
В сильных объятьях цветущей земли.
Странно сливаясь с природой ликующей,
В памяти встал один образ чарующий.
Ах, отчего ты, мой друг, не со мной?
Ты бы любил эти горы цветущие,
Небо высокое, волны поющие.
Как переносищь ты муки гнетущие,
Муки изгнанья средь тундры немой?
Вижу: идёшь ты равниной безбрежною.
Небо висит над пустынею снежною.
Грудь твоя впала, во взоре иедуг.
Тихо парят над тобой вспоминания.
Веры в людей не убили страдания,
Совесть спокойна, светлы упования.
Ах, отчего не с тобой я, мой друг?
МЩЕНЬЕ ПОЭТА
С неба проглянула ночь. Меня сумрак объемлет.
Чу! нс один я… Во тьме различает мой взор
Руки простертые; слух мой проклятиям внемлет:
«Мщенья, о, мщенья, поэт, — иль удел твой — позор!
Мщенья исчадиям тьмы, что нас мучат и душат,
Кости гноят наши, груди болезнями сушат…»
— Тише, друзья! Ваши слезы сосчитаны мной.
Солнцем клянусь, я их все отомщу до одной!
Сумрак сгущается. Слышатся ближе рыданья:
«Чем же, поэт, отомстишь ты исчадиям тьмы?
Где по заслугам найдешь ты для них истязанья?
Как отольются им слезы, что пролили мы?
Каждый сустав их как язвой покроешь ты смрадной?
Черную кровь их по каплям как выцедишь жадно?..»
— Тише, друзья! Я страшней для них месть берегу:
Тьмой они живы, — и светоч во тьме я зажгу!..
НА ЭЛЬБЕРГЕ
Взобрался на гору я рано
И тихо жду рассвета.
В густые, черные туманы
Земля одета.
Ползут, сгущаются… Напрасно!
Вы дня не победите.
Лишь только утра лик прекрасный
На час затмите.
Лишь из-за вас оно не встанет
В сияньи величавом,
А гневно-бурное проглянет
С лицом кровавым…
ВЕЗУВИЙ
С трудом дыша, в золу глубоко увязая,
Взбирался я по голой крутизне.
Остывшая встречалась лава мне, —
Я на нее садился, отдыхая.
Тогда внизу сверкала, будто сталь,
Морская гладь; средь зелени веселой
Помпеи труп чернел, белели села;
Каймою гор, сребрясь, венчалась даль.
Вот пройден черный скат. За мною глубь картины
Покрылась дымкою. Чело горы
Пересекают гневные морщины.
Кой-где, свистя сквозь трещины, пары
Вздымаются удушливою тучей.
Дыханьем их окрашены, блестят
Обломки лавы рдеющею кучей
Увядших листьев. Трепетом объят,
Иду вперед. Вулкан глубоко дышит,
Дрожит земля и воздух серой пышет.
Вот скоро кончен путь. Пылающим венцом
Стал круто холм дымящийся и яркий.
Взбираюсь. Камни сыплются дождем.
Спирает дух. Ногам сквозь обувь жарко.
Сокрылась даль. Закутан небосклон.
Багровый дым встает со всех сторон.
Усталость вдруг прошла… Гремя, шипя, свиваясь,
Чу! глубоко бушует ураган.
Из недр земли встает он, приближаясь.
Вот налетит… И задрожал вулкан,