Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых.
В них рядом встретишь ты созвучья робких мук
И робких радостей, смесь веры и сомнений.
Я в сумерки веков рожден, когда вокруг
С зарей пугливою боролись ночи тени.
Бывало, чуть в душе раздастся песни звук,
Как слышу голос злой: «молчи, поэт досужный!
И стань в ряды бойцов: слова теперь не нужны».
Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда
Так страстно мир не ждал пророческого слова.
Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда.
Лишь словом создан свет, лишь им создастся снова.
Приди, пророк любви! И гордая вражда
Падет к твоим ногам, и будет ждать смиренно,
Что ты прикажешь ей, ты — друг и царь вселенной!
«По сонным улицам, как призрак сна, я шел…»
По сонным улицам, как призрак сна, я шел,
Тоску движеньем усыпляя.
И вот пред домом стал, где юношей провел
Пять лет, учась и размышляя,
Где вдохновения порой ко мне тайком
Как духи светлые слетали
И тотчас в пустоту, царящую кругом,
Пугливым роем исчезали;
Где я — то сам мельчал средь общей пустоты,
То вдруг над бездною сомнений
Вздымался до такой надзвездной высоты
Надежд и светлых откровений,
Что, на земную твердь упавши вновь, душа
От боли стонет и поныне…
О, комнатки мои! Под чьей рукой шурша
Вон опускаются гардины?
Безумец ли, как я, по прихоти мечты
То в рай, то в ад вас превращает,
Томится ли больной, иль жрица красоты
Любви продажей оскверняет?..
Куда укрылись вы, минувших дней мечты,
Куда вы в страхе отлетели?
Вы на меня ль теперь глядите с высоты,
Или скитаетесь без цели?
Увы! Вас нет нигде… В одних мечтах людей
Живут мечты. Что грудь волнует,
Что сердце жжет огнем желаний и страстей, —
Того нигде не существует…
Все оставляет след. Сотрутся в пыль цветы,
Родится пар от тучки бледной,
Лишь сердца гордого кипящие мечты
Сверкнув, уносятся бесследно,
Как звук приснившийся, как позабытый сон,
Как блеск мимоидущей тучи…
О сердце! Знать, твой стук лишь погребальный звон,
Которым каждый миг летучий
Свои мечты навек хоронишь ты с тоской,
Пока настанет миг печальный —
И ты само навек уснешь, и над тобой
Трезвон раздастся погребальный…
В ДНИ НЕДУГА
Вскочил я в полночь на постели
И с криком сжал больную грудь.
Как будто гири в ней висели,
Как будто уголья горели.
Хотел я и не мог вздохнуть.
И кашля трудного раскаты
Звучали долго в тишине,
А после на подушке смятой
Увидел кровь я при луне.
Мой друг! Таила ты напрасно
Врачей печальный приговор.
Я вспомнил твой пытливый взор,
И все в былом вдруг стало ясно.
IIСмерть — зловещее слово! увы, для меня уж не слово!
Смерть подкралась ко мне и шепнула: я здесь.
Смерть дохнула на грудь мою бурей суровой
И, как в бурю тростник, содрогнулся я весь.
Смерть, как ястреб в добычу, мне в душу вцепилась
И над бездной отчаянья с нею парит.
Смерть над сердцем моим, как змея наклонилась,
Как змея над гнездом, поднялась и глядит.
Смерть за мною следит, как тюремщик сердитый,
Даже в тайных мечтах, даже в сумраке снов.
Смерть вошла в мою мысль, как паук ядовитый,
И оттуда плетет на весь мир свой покров.
Все, что нежило слух, что ласкало мне зренье, —
Воздух, волны, земля и небесная твердь,
Каждый вздох мой, и каждое сердце биенье, —
Все твердит одно слово, и слово то — смерть.
IIIКак жертвы бледные, осилив первый страх,
Взывают с воплями к полночному злодею
И молят пощадить, упав пред ним во прах,
Так окружали смерть и плакали пред нею
И молодость моя, и силы юных лет,
И вы, пустынные и гордые мечтанья,
Которым сам еще я не нашел названья,
Которым, может быть, названья в мире нет,
И ты, мой гордый дух, как раб склонив колени,
Пред бледным призраком униженно рыдал,
Напрасные мольбы! Молчал суровый гений.
За жертвой он пришел и жертвы молча ждал.
IVВсю зиму про весну врачи мне говорили,
И вот весна пришла — последняя, увы!
Уж вешних вод ручьи окрестность испестрили,
Осины зацвели, лишенные листвы.
Кудрями мягкими обвесились березы
И розовым пятном пестрят угрюмый бор,
И в шелк разряженные лозы
Глядятся в зеркало озер.
Уж аист прилетел и, вёдро предвещая,
Возобновил гнездо на вербе вековой,