— Приклонский обещает в новом доме… Все ждем… Тогда…
Она остановилась.
— Что — тогда?
— Так, — неопределенно ответила Нина.
Он обиделся.
— Не хочешь, не говори.
— Нет, почему же… Тогда поженимся… Костя прямо не дождется.
— А ты? — с каким-то тревожно-ожидающим чувством проговорил Михаил.
— И я, — негромко ответила девушка, и Михаил понял, что она ожидает счастливого дня, может, еще более нетерпеливо, чем Костя.
Снова помолчали. Журчание воды за бортом послышалось сильнее.
— Вон, — сказала Нина. — Зеленый огонь. Держи прямо на него, это оконечность острова. Который час?
— Без десяти два.
— Надо запомнить, что огонь Тендры открылся в час пятьдесят минут.
— Зачем?
— Такой порядок. Вдруг Костя спросит, капитану все надо знать.
Ветер «ушел» — немного переменил направление. Заполоскал передний парус.
— Пусти меня на руль, а сам выбери стаксель, слышишь, полощет, — сказала Нина.
— Сейчас.
— Почему ребята такие сильные, — с шутливой завистью, в которой проскальзывали серьезные нотки, пожаловалась Нина. — Вот я — чуть ветер засвежел и не могу с парусом управиться.
— Нашла печаль, — из каюты неожиданно высунулась голова в нахлобученной до бровей «капитанке». — Пустяки.
— У тебя силы много, потому и говоришь — пустяки, — не согласилась Нина. — Вахта прошла без происшествий. Ветер зюйд до двух баллов. Десять минут назад открылся огонь Тендры.
— Ясно, — кивнул Костя. — Отправляйтесь спать. Давай мне руль.
Михаил молча спустился в каюту. Лег на койку левого борта — матросскую. Нина заняла ту, на которой только что спал Костя. Девушка немного повозилась и затихла. Михаил забылся не сразу. Было приятно думать, что Нина здесь, почти рядом, в темной каюте. У самого уха отделенная тонкой и хрупкой доской пела и плескалась вода. О километровой глубине под яхтой, о море, которое может стать свирепым, не думалось. Было уютно, хорошо.
Михаил заснул крепким послевахтенным сном без сновидений.
Когда проснулся, в каюту сквозь продолговатый люк заглядывали солнечные лучи. Нины на ее койке не было. Она и Костя успели умыться и, веселые, приветствовали спутника, когда он появился наверху.
Утро было румяное, молодое. Солнце только поднялось из степи и на него еще можно было смотреть.
— Заправляйся скорее, подходим, — сказал Костя, кивнув на заботливо приготовленный Ниной завтрак.
Линия береговых скал выгибалась, образуя небольшую бухточку. Древние строители города и порта выбрали место удачно. Два мыса надежно укрывали гавань от жестоких зимних ветров с севера и северо-запада. Берег в бухте не обрывался над морем, а сходил к воде постепенно, почти незаметно, оканчивался серым галечным пляжем. Было тихо, пустынно, чуть грустно. Невольно думалось о кораблях, которые бросали якорь на берегу Понта Евксинского, проделав дальний путь через Геллеспонт — из Тирренского моря, из Тира, Силона, из самых Афин, из могучего Карфагена, а то и из более далеких полусказочных городов. Может, к этому берегу приставал бессмертный корабль с Одиссеем и его товарищами — искателями золотого руна и приключений, драгоценнейших, чем золото? Может, именно они, аргонавты, основали в маленькой бухточке полис — город-государство? Разноязычный говор звучал с прибывающих кораблей, улицы заполняли разноплеменные люди в причудливых одеждах. От раннего утра до поздней ночи город клокотал накалом страстей, азартом торговли, чередой проходили сквозь него неведомые путники. А ночью, когда над степью поднималась большая и красная луна, таинственные существа, полулюди-полузвери, обросшие шерстью и пожирающие собственных детей, — такими видели их жители полиса — подкрадывались к крепостным стенам, пристально разглядывали их, бормотали таинственные слова на непонятном языке. Перед рассветом они исчезали — внезапно, как появлялись. Взошедшее солнце озаряло степь, пустынную и загадочную. Просторы ее уходили в неведомую даль, в описанные Геродотом земли скифов и киммерийцев и еще дальше — туда, где кончается все. Века и тысячелетия пронеслись незримыми птицами. На месте города осталась бурая земля, скалы, над которыми жутковато посвистывает ветер. О, древняя земля Черноморья, выжженная солнцем, кладезь легенд, ревниво скрывающих прошлое! Развеяны в прах города, ушли в небытие рабы и олигархи, корабельщики и торговцы, — никто не помнит о них. Только море осталось прежним: неизменное и всегда меняющееся, зыбкое и надежное. Волны набегают на берег, играя галькой, — как тысячу лет назад, как всегда.
Михаил представил: Костя, Нина и он причаливают к необитаемому острову. Улыбнулся своей фантазии.
— Как в книге, — вдруг сказала Нина.
Михаил посмотрел на нее и понял — она думала о том же, что он.
Однако берег вовсе не был пустынным. Под скалой стояли три палатки, в глубине бухты уперся носом в прибрежную гальку сейнер. На корме его белела Надпись: «Дельфин».
— На «Дельфине»! — позвал Костя, когда яхта приблизилась к сейнеру.
Дверь надстройки распахнулась, на палубу вышел рыжий широколицый парень в тельняшке и синих брюках.
— Ага! — сказал он вместо приветствия. — Вас ждут.
— Тут глубоко? — осведомился Костя: киль яхты не позволяет ей подходить близко к берегу.
— Швартуйтесь к нашей корме, там глубины хватит.
Костя последовал совету. Моряк ловко подхватил брошенный ему швартовый конец, несколько минут спустя «Тайфун» с убранными парусами стоял за кормой сейнера.
— Это что, экспедиционный? — спросил Костя, когда все трое перебрались на «Дельфин».
— Да, учеными зафрахтован. Я радистом плаваю, Сашко звать.
Яхтсмены назвали свои имена, знакомство состоялось.
— Трифонов меня предупредил — как явитесь, сразу к нему, — сказал Сашко. — Да вон он! Заметил вас.
Высокая фигура Трифонова спускалась к морю. Все трое спрыгнули с сейнера на берег и направились навстречу археологу.
— Очень рад, очень рад, — приговаривал он, пожимая руки гостям. — Профессора нет, я остался на хозяйстве… Если не возражаете, сразу приступим к делу.
Костя кивнул. Яхтсмены, с любопытством оглядываясь вокруг, вошли в найденный город.
Перпендикулярно берегу тянулся высокий земляной нал. Местами он был раскопан и обнажилась массивная кладка стены. Внутри крепостного четырехугольника, охватывавшего город, даже неопытный глаз мог различить линии кварталов, улиц, остатки фундаментов. Несколько человек в широкополых «брилях» или белых войлочных шляпах, ножами, а то и просто руками, рылись в земле, просеивали ее через грохот.
— Одну минутку. — Трифонов куда-то отлучился, вернулся с потрепанным листом ватмана. — Вот план города, здесь полоса укреплений, — показал на плане, — а здесь, — обвел вокруг широким жестом, — она же, так сказать, в натуре.
Все, что видели они с высоты древнего вала, оказалось точнехоньким повторением вычерченного на бумаге. Если с моря можно было заметить лишь общие контуры исчезавшего много веков назад человеческого поселения, то отсюда оно выглядело гораздо конкретнее, понятнее. Город сходил к морю, как бы упираясь в его зеркальную поверхность.
— Направление крепостных стен, улиц, — продолжал Трифонов, — ясно показывает, что часть города находится под водой. Вы должны, насколько возможно, ее осмотреть. Здесь мелко, дно опускается к выходу из бухты постепенно, глубина нигде не превышает десятка метров. Сделайте общий обзор, а наш аквалангист, когда вернется, займется детальным исследованием.
— Ясно, — сказал Костя. — Сперва спущусь я с Ниной, ты, Семихатка, обожди, ее сменишь. Где акваланги?
— В палатке, — ответил Трифонов.
Разделись за полминуты тут же, на берегу, остались в одних купальных костюмах. Трифонов вынес акваланги и две пары ласт. Михаил помог Косте и Нине одеть, приладить нехитрое снаряжение подводного пловца. Неуклюже переступая ногами, обутыми в широкие и длинные ласты, они вошли в воду, скрылись под ее поверхностью. Непрерывно бегущая цепочка пузырьков воздуха отмечала след ныряльщиков.