Сквозь многокилометровый базар проходишь, как невеста, по залам свадебного дворца. Смотрят со всех сторон. Продавец побойчее окликнет: «Ко мне, синьор!»
Пусть не вся Венеция, но три четверти ее (знающие люди подтверждают) кормится вокруг туристов. Больше делать нечего, настоящую работу не найти. И вообще жить — в будничном, бытовом смысле: ходить на службу, воспитывать детей, отдыхать вечерами — в Венеции трудно. Для быта музей не приспособлен. Солнце — редкий гость квартир нижних этажей. От соседства с водой в домах стоит постоянная въедливая сырость. Каждый квадратный метр земли на учете, детям негде порезвиться, побегать. Общество богатых бездельников, съезжающихся в Венецию со всего света, разлагающе действует на молодежь. Тем более что большинство венецианских приманок рядовому человеку не по карману.
Лидо — всемирно известный пляж на острове того же названия, из Венеции туда четверть часа езды на катере. У звезд кино Европы и Америки модно посещать Лидо, тут устраиваются знаменитые венецианские кинофестивали.
Пляж отличный — мягкий песок, теплое море, удобные кабинки. За все надо платить. В воскресенье под стеной, оградившей ласковый песок и лазурное море, на бульваре проводит часы отдыха трудовой люд. Собираются семьями, компаниями, парами. Закинув голову, пьют из оплетенных соломой бутылей — «фьясок». Аппетитно, совсем, как в Голосеевском лесу под Киевом, раздирают пополам вареную курицу. Выпив и подзаправившись, спорят, дремлют в тени, флиртуют.
На другой стороне бульвара из зеркальной и мраморной прохлады отеля выходят люди иного мира — не метры черного асфальта, пропасть социального неравенства отделяет их. На работяг они стараются не глядеть, да и те не уделяют им внимания. Странно все это пришельцу из далекой советской страны, оживает слышанное на лекциях, читанное в книгах.
Ничего нет общего у Венеции с ее промышленными пригородами Маргерой и Местрой. Расположены они на материке, это современные города без всякой экзотики. В Маргере торговый порт, судостроительная верфь, ТЭЦ, нефтеперерабатывающие и машиностроительные заводы, предприятия цветной металлургии, химической, текстильной, пищевой промышленности. В Местре — товарные склады, железнодорожные мастерские, машиностроительные предприятия. Утром и вечером улицы заполняются мотороллерами, мотоциклами, велосипедами, на которых катит рабочий люд. Если переменится ветер, в порту трудно дышать от пропитанного аммиаком дыма, что изрыгает труба соседнего химического завода. После заката солнца появляются тучи москитов, наглых и злых, как литхалтурщики.
На причале, где пришвартовался «Горизонт», обычный портовый быт. Рослые парни в линялых майках, с медальончиками на крутой шее — изображением святого, неторопливо и споро опорожняют высокие «фиаты» от пакетов с искусственным каучуком. Комендаторе в форме лениво наблюдает за ними, зорко — за тем, чтобы на советское судно не попал кто-нибудь с его, комендаторе, точки зрения непотребный.
Невдалеке приткнулась баржа-самоходка под громким именем «Наполеон I». Кому пришло на ум вспомнить забияку-императора? Неужели сохранились на белом свете бонапартисты? Плавает на барже целая семья. Перед закатом они садятся обедать на покрытом брезентом трюме: глава и, конечно, капитан — маленький, чернявый; дородная супруга его; два паренька — лет четырнадцати и младшенький. Едят истово, неторопливо, как каждый, кто знает цену куску хлеба. Бутылка с вином обходит круг, не минуя ребят.
После трапезы мальчики спускаются под палубу, взрослые беседуют. С каждой минутой накал дискуссии повышается. Видимо, исчерпав доводы, матрона хватает супруга шиворот и гулко колотит по спине.
Увы! — строгие жены бывают под всеми широтами.
IV. Могила данте
Из Венеции в Равенну морем идти около суток.
Низкий песчаный берег издалека кажется серым. Постепенно приближаясь, начинаешь отличать желто-кремовый пляж с пестрыми кабинками кемпинга от бархатной зелени парка.
Когда-то Равенна была, выражаясь в современном стиле, военно-морской базой римского флота. Потом море ушло. Теперь к порту Равенна суда добираются по каналу длиной около пяти миль. Он узок, доставляет много волнений навигаторам. Примерно на одной трети расстояния от моря канал круто поворачивает. Малейшая ошибка лоцмана, рулевого — и судно вылетит на мель. Осторожности ради при подходе к колену канала на берег подают швартовые концы. Специально занимающиеся этим люди принимают их, бегут по бровке рядом с неторопливо движущимся судном. Если поворот не удался, есть угроза аварии, они тотчас набрасывают концы на пушку — швартовую тумбу, и тем помогают погасить инерцию корабля, не дать ему ткнуться в бетонную стенку.
Следуя за буксиром, «Горизонт» вошел в канал. Направо был бесконечный пляж, слева — рыбачья и туристская гавани. Это — «марина ди Равенна», побережье и пляж приморского города, находящегося вдалеке от моря. В рыбачьей гавани тихо покачивались бывалые моторки и парусники, в груде сетей поблескивали оставшиеся после утреннего улова чешуйки, пахло остро, как во всех рыбачьих гаванях мира. Яхты и прогулочные катера стояли поодаль, не желая иметь ничего общего с трудягами моря. По набережной разгуливали господа и дамы. Девчонка лет восемнадцати в шортах, с синими волосами, показала язык, когда я направил на нее объектив киноаппарата. Быстро сменив гнев на милость, приветливо махнула рукой вслед удаляющемуся «Горизонту».
Изгиб канала мы миновали благополучно. Неприятности подстерегали «Горизонт» впереди.
Движение между портом Равенна и морем регулирует специальный диспетчер. На этот раз или он допустил ошибку, или кто-то где-то с кем-то не договорился толком. В общем, навстречу буксиру и следующему за ним нашему теплоходу неожиданно выскочил большой лихтер, тонн на четыреста водоизмещения. Разойтись в узкости суда не могли, остановиться — тоже. Казалось, еще минута и буксир с лихтером столкнутся, «Горизонт» навалится на них, подминая под себя. На буксире отчаянно заревел гудок. В перерыве между его басистыми угрозами капитан суденышка кричал что-то нелюбезное, прижимая к губам мегафон.
На лихтере понимали, что до беды недалеко. Под кормой его клокотала пена — оба винта работали «назад самый полный». Бедовое судно дрожало, задрав нос, как конь, остановившийся на полном скаку. Время тянулось долго. «Горизонт» и буксир продолжали надвигаться.
Казалось, авария неизбежна. Но вот лихтер, сперва медленно, очень медленно, а потом все быстрее, оседая кормой и им же разогнанную волну, двинулся назад. Круто, «на нитке» развернувшись, набрал ход и помчался от нас во всю прыть. С буксира прогудели ему вдогонку.
Понервничать пришлось морякам и в Равенне. Нелегко грузовую машину поставить на место в тесном дворе. А теплоходу в шесть с лишним тысяч тонн водоизмещением и сотню метров длиной пришлось разворачиваться в тесной прямоугольной бухточке, имея для маневра по полкабельтова с носа и кормы. «Горизонт» то легонько продвигался вперед, то отступал, то начинал двигаться совсем не по-морскому — боком. Продолжалось это тридцать две минуты, которые и палубной и машинной команде стоили иного часа. С причала, с других судов следили за действиями советских моряков, и когда «Горизонт» точно стал на отведенное ему место, послышались одобрительные возгласы «маринаров».
Путеводители называют Равенну «городом мозаики». Она здесь великолепна. Мавзолей Теодориха, базилика снятого Ивана Евангелиста, академия искусств и другие музеи, храмы полны сокровищ. Для равенской мозаики характерны тепло-коричневые, мягко-золотые, ласково-зеленые и глубокие синие тона, подобных которым я не видел нигде. Кажется, что солнце и море и зелень листвы сгустились, стали доступными осязанию. Покрытые мозаикой степы и купола навевают неповторимое ощущение покоя, дружеской ласки. Часами можно оставаться под их сенью, не испытывая скуки. Подлинно прекрасна украшенная мозаикой абсида и триумфальная арка базилики святого Апполинария. Она и реалистична и по-детски наивна, чем-то напоминает рисунки грузинского художника-примитивиста Пиросмани. Там же, у святого Апполинария, замечательное изображение Михаила Архангела — большеглазый юноша совсем домашним, не «святым» движением руки придерживает полу хитона.