"Мы вернемся в Россию не для того, чтобы командовать и управлять, говорил он, - а чтобы служить России".
Двадцать семь лет своего пребывания за границей Антон Иванович жил верой, что обстоятельства в России изменятся, что ему все же удастся вернуться на родину. И хотя бы в скромной, незначительной роли снова послужить ей. Он сравнивал русскую эмиграцию, рассеянную по всем странам мира, с еврейской диаспорой: "И в еврействе существует рознь и самоедство, редко только выносимое на страницы общей печати... Но в одном там нет розни, в одном царит нерушимое, абсолютное единение - в деле защиты своей расы". И тут он печально констатировал факт, что "подобной концентрации сил в главном, в основном - в вопросе о защите российской нации - нет у нас".
Годы, предшествовавшие второй мировой войне, Деникин посвятил попытке создать такую "концентрацию сил"для защиты русских национальных интересов. Он предостерегал эмиграцию от увлечения немецким национал-социализмом, как средством борьбы с коммунизмом. Оставаясь непримиримым к советской власти, Деникин боролся против существовавшего в некоторых кругах эмиграции "пораженчества", допускавшего всякое чужеземное нашествие, лишь бы свергнуть большевиков.
Лекции А. И. Деникина превратились в ежегодную традицию. Его публичные выступления устраивались в переполненном до отказа парижском зале Шопена на рю Дарю и сопровождались длинными и подробными отчетами в эмигрантской печати. Чтобы дать представление о впечатлении, которое они производили на слушателей, достаточно процитировать выдержку из парижской газеты "Последние новости"о первом докладе генерала в марте 1932 года:
"С 8 часов вечера перед входом в зал Шопена на улице Дарю толпилась публика, стремясь попасть на доклад генерала А. И. Деникина "Русский вопрос на Дальнем Востоке". Публичное выступление бывшего Главнокомандующего Добровольческой армией, в течение 12 лет уклонявшегося от всякого участия в политической жизни эмиграции, явилось по содержанию своему подлинным событием, для многих неожиданным и знаменательным".
Среди лиц, пришедших на эту лекцию и перечисленных газетой, были наиболее известные и выдающиеся имена русской эмиграции, весь ее широкий политическиий спектр - от крайне правых до социалистов-революционеров и меньшевиков включительно. Но подавляющим большинством были участники белого движения.
Большинство зала встает и устраивает докладчику овацию... С первых же слов речь его приковывает общее внимание. Бывший Главнокомандующий призывает своих соратников "не вмешиваться в чужие распри". Ген. Деникин не только не разделяет надежд некоторых эмигрантских кругов на "японскую помощь", но открыто считает ее "вредной интересам России"... Генерал А. И. Деникин энергично, при неоднократном шумном одобрении аудитории восстает против лжепатриотов: "Участие наше на стороне захватчиков российской территории недопустимо!"... Слова генерала Деникина ошеломили неожиданностью часть аудитории (ту часть ее, которая мечтала о новой "интервенции"). Но когда ген. Деникин сошел с эстрады, весь зал встал, провожая его долгими аплодисментами..."
Убедившись на собственном опыте, что "рыцарское отношение"отсутствует в области международной политики, Деникин предостерегал своих слушателей от излишней доверчивости к "новым союзникам", от повторения ошибки, которой когда-то страдало его собственное правление.
По мере того как опасность для России со стороны Японии меркла по сравнению с воинствующей угрозой Германии, Деникин твердо и определенно ополчился в своих докладах против немецкого национал-социализма и его вождя Гитлера.
Наиболее ярким его выступлением на эту тему был доклад "Мировые события и русский вопрос", сделанный в декабре 1938 года. Он ясно формулировал точку зрения А. И. Деникина на роль русской эмиграции в случае войны между Германией и Советским Союзом:
"Наш долг кроме противобольшевистской борьбы и пропаганды проповедовать идею национальной России и защищать интересы России вообще. Всегда и везде, во всех странах рассеяния, где существуют свобода слова и благоприятные политические условия - явно, где их нет - прикровенно. В крайнем случае молчать, но не славословить. Не наниматься и не продаваться.
Мне хотелось бы сказать - не продавшимся, с ними говорить не о чем, - а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи. Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному. В сделках с совестью в таких вопросах двигателями служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние. Отчаяние - о судьбах России. При этом для оправдания своей противонациональной работы и связей чаще всего выдвигается объяснение; это только для раскачки, а потом можно будет повернуть штыки... Такого рода заявления сделали открыто два органа, претендующие на водительство русской эмиграции... Простите меня, но это уже слишком наивно. Наивно, войдя в деловые сношения с партнером, предупреждать что вы его обманете, и наивно рассчитывать на его безусловное доверие. Не повернете вы ваших штыков, ибо, использовав вас в качестве агитаторов, переводчиков, тюремщиков, быть может, даже в качестве боевой силы заключенной в клещи своих пулеметов, - этот партнер в свое время обезвредит вас, обезоружит, если не сгноит в концентрационных лагерях. И прольете вы не "чекистскую", а просто русскую кровь - свою и своих напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее Закабаления".
В том же докладе в декабре 1938 года Деникин, считавший войну с Германией неизбежной, дал разбор нескольких ситуаций, где эмиграция могла принять участие в "час войны"в "русском деле".
В главном прогнозе своем он ошибся. Ему казалось невозможным, чтобы русский народ, вооруженный во время войны, не восстал бы против коммунистической власти, поработившей его. В таком случае, считал он, место эмиграции там, в рядах армии и народа, сбросивших советскую власть, чтобы стать на защиту родины.
Считал он также, что Красная армия под ударами внешнего врага разложится и в стране наступит хаос, с повторением во втором издании, под другими именами, но в той же сущности происходившего в России в 1918 году. И в этом новом калейдоскопе гражданской смуты, так же, как и тогда, предполагал он, выделится вооруженное национальное движение, в котором сольются лучшие элементы армии и народа. И если стимулом этого движения будет "свержение советской власти и защита родины", то место эмиграции в его рядах.
Но если бы этого не случилось?
"Что делать, - ставил он вопрос, - если в случае войны народ русский и армия отложат расчеты с внутренним захватчиком и встанут единодушно против внешнего (врага)?"
На этот вопрос Деникин дал следующий ответ: "Я не могу поверить, чтобы вооруженный русский народ не восстал против своих поработителей. Но, если бы подобное случилось, мы, не меняя отнюдь своего отношения к советской власти, в этом случае, только в этом единственном, были бы бессильны вести прямую борьбу против нее. Для нас невозможно было бы морально, ни при каких обстоятельствах, прямое участие в действиях той армии, которая ныне именуется "Красной", доколе она не сбросит с себя власть коммунистов. Но и тогда наша активность, тем или другим путем, должна будет направлена не в пользу, а против внешних захватчиков".
Эта возможность, которую в 1938 году Деникин отвергал, стала реальностью через несколько лет. Не меняя своего отношения к советской власти, Деникин направил свою активность против внешнего врага, против немцев. Об этом рассказ будет дальше. Кроме того, во время войны он переместил звенья своего "двуединого"лозунга - "свержение советской власти и защита России" на "защита России и свержение большевиков".