После двенадцати лет молчания и почти отшельнической жизни А. И. Деникин, начиная с 1932 года, решил вмешаться в дела русской эмиграции. Причиной тому была угроза целостности России, надвигавшаяся на нее и с востока, и с запада. Гитлер не скрывал своих территориальных вожделений. Как и прежде, Деникин стоял вне политических группировок. Его призыв к единению эмигрантов не мог, конечно, увенчаться успехом. Но голос Деникина, настаивавшего на том, что национальные интересы России находятся в смертельной опасности, был все же многими услышан.
Касаясь этого вопроса, С. П. Мельгунов писал:
"Если допустить, что личные свойства Антона Ивановича делали его положение подчас трагическим в годы гражданской войны, то эти свойства перевоплощались в величайшее благо для русской общественности в дни нашего тяжелого эмигрантского бытия, когда от всех нас требовалось большое напряжение воли, дабы не пал дух.
Непоколебимая твердость и моральный авторитет бывшего вождя добровольцев служили как бы залогом нашей непримиримости к насилию, воцарившемуся на родине". К тому, что сказал Мельгунов, можно добавить: и непримиримости к внешним врагам России.
Начало второй мировой войны не было неожиданностью для Деникина, но он никак не ожидал, что предшествовать ей будет соглашение между Гитлером и Сталиным. "Кто первым нарушит договор?
Кто кому воткнет в спину нож?" - это было первой мыслью Антона Ивановича.
Другой неожиданностью явилось молниеносное крушение французского фронта в мае 1940 года. Но тут он понял, что, временно развязав себе руки на западе, Германия устремится на восток, уверовав, что быстро разобьет Красную армию, обезглавленную сталинской чисткой. К ней немцы приложили руку, сфабриковав документы, компрометировавшие советский командный состав.
XXXIV ПОД НЕМЦАМИ
Во второй половине мая 1940 года, когда разгром французской армии стал очевиден, хаос разложения и паника охватили Францию. Обыватели массами устремились на юг и на запад, подальше от театра военных действий.
Не желая оказаться под немцами, Деникин решил выбраться из Парижа. Местечко Мимизан, на Атлантическом побережье, к северу от Биарритца, было ему знакомо. Там в 1937 году провел он со своей семьей лето. Туда, в Мимизан, Деникины и решили направить свой путь.
В самом конце мая Деникины нагрузили мешками и чемоданами автомобиль и покинули Париж. Шофер со своей дочерью сидел впереди, трое Деникиных со старым котом, неразлучным другом семьи, и с разными мелкими вещами на коленях сидели сзади. Медленно и долго двигались они по запруженным дорогам на юго-запад. Было жарко, пыльно, голодно, хотелось пить. Все гостиницы оказались набиты беженцами, и только где-то в Шаранте, одна дама-француженка, узнав Деникина, пригласила его со спутниками заехать к себе в имение, пообедать и переночевать. Наконец добрались до Мимизан.
Ланды - департамент в юго-западной Франции, между Жирандой и Нижними Пиренеями - упирается западной своей частью в Бискайский залив. По берегу тянутся бесконечные песчаные дюны. Чтобы остановить их движение, с конца 1780 года начали сажать сосны, и теперь значительная часть департамента покрыта сосновым лесом. Там, в убогой обстановке, застряли Деникины на пять лет. В Мимизан провели они всю немецкую оккупацию и расстались с этим местом лишь в июне 1945 года.
Надо сказать, что вначале Деникины устроились с комфортом в хорошем доме, который им одолжили родители одной из подруг дочери. Дом был расположен на дюне, на самом берегу, с чудным видом на океан. Но благополучие длилось недолго. Когда немцы завяли Бордо, Деникин понял, что в первую очередь будут заняты все прибрежные пункты и здания, вплоть до испанской границы. Он не хотел "встречаться" с немцами. Не дожидаясь их прихода, сразу же перебрался из дома в примитивный барак в глуши, поблизости от небольшого озера Lac de Mimizan. На этом озере он проводил много времени, занимаясь рыбной ловлей. Дом на взморье действительно сразу же был реквизирован германской армией, а затем взорван ею при сооружении укреплений Атлантической стены.
Марина Деникина пробыла в Мимизан до декабря 1940 года, затем переехала в Париж и оставалась у родителей своего жениха. Венчалась она в феврале 1941 года в православной церкви в городе Бордо, но на свадьбу Антон Иванович и Ксения Васильевна не попали: единственный в сутки автобус из Мимизан в Бордо проехал мимо них, не остановившись...
Семейная жизнь дочери в ее первом замужестве не сложилась. Уже летом 1943 года она подала прошение о разводе. От этого брака родился у нее в январе 1942 года сын Михаил. С ним она пробыла у родителей месяц в 1942 году, а потом жила с ребенком у своих родителей в Мимизан с середины лета 1943 года до марта или апреля следующего года, когда снова и окончательно вернулась в Париж.
В глуши, оторванной от внешнего мира, Ксения Васильевна решила записывать свои впечатления в дневник. Двадцать восемь тетрадей школьного формата вмещают это мрачное пятилетие.
Тетради Ксении Васильевны не являются дневником в обычном смысле этого слова. В них главным образом комментарии автора по поводу военных и политических событий. Жизнь была слишком однообразна, чтобы записывать изо дня в день то, что происходило дома. Тетради эти приходилось прятать от возможного немецкого обыска и даже зарывать в землю, поэтому в изложении много пропусков и пробелов. К сожалению, некоторые важные эпизоды из личной жизни совершенно не упомянуты, тем не менее дневники Ксении Васильевны представляют исключительный интерес благодаря талантливым наброскам быта, личных впечатлений, разговоров, настроений.
5 августа 1940 года
Поселились мы на окраине местечка, у самого леса, но далеко от моря. Квартира самая примитивная, в длинном бараке для немецких военнопленных прошлой войны; колодезь и уборная за хозяйским курятником, но электричество, слава Богу, есть... Посреди барака живут старики хозяева, а в том конце другие жильцы.
10 сентября 1940 года
Ни парижских газет, ни радио. Жизнь очень сузилась. Наш бедный аппарат раздавили в автомобиле, и немудрено: так было всего напихано в машине. Я всю дорогу сидела скрючившись, колени к подбородку, за спиной тюк с подушками, под ногами чемодан с книгами, на коленях корзина с котом. А без радио в такие времена очень плохо.
За хлебом уже надо стоять в очереди, говорят, скоро карточки будут... Жизнь глухого местечка входит в свою колею и течет тихонько, но с некоторой оглядкой, ибо параллельно начинает налаживаться жизнь завоевателя.
Сентябрь 1940 года
В воскресенье я себя чувствовала немного лучше, и Иваныч (так Ксения Васильевна иногда величала своего мужа) решил меня "вывести в шумный свет". Потихоньку поползла с ним до озера и там села у кафе под соснами пить "оператив", как он говорит. Смотрели, как местные жители играли в какую-то игру, бросали деревянный шар в три стоящие штуки (не знаю, как называются) вдоль одной из стенок дощатого угла. Иваныч говорит, что это нечто вроде наших русских "городков". Играли дяди больше уже на возрасте... и игра их очень увлекала.
27 октября 1940 года
Переехали на новую квартиру, наш старый барак уж совсем не приспособлен для зимы. Тут хоть домик каменный, хоть с отоплением тоже неважно. Зато теперь мы на большой дороге, с утра до вечера видим немцев-пешком, на вело, на мото, на легких автомобилях и на громаднейших грузовиках, да и на лошадях... Получила радио!
29 октября 1940 года
Иваныч в соседней комнате что-то стучит молотком, на мой вопрос отвечает: "Прибиваю на стенку карты бывшей Франции и бывшей Европы".
27 декабря 1940 года
Пятый день стоят лютые морозы. Беда... У нас было еще кило 10 картошки -померзла... Сколько у нас градусов в комнате - не знаю, но думаю - не больше 2-3. Я лежу одетая в 4 шерстяных шкурках, под периной, с грелкой, и руки стынут писать... Иваныч ходит как эскимос, все на себя наворотил.
30 марта 1941 года
Вчера мы съели свою последнюю коробочку сардинок, а масло из нее сберегли, чтобы заправить сегодняшнюю чечевицу. К великому возмущению кота Васьки, который всю свою жизнь считал своей кошачьей привилегией вылизывать сардиночные коробки. Бедный наш старичок научился есть серые кисловатые макароны, но при этом всегда смотрит на нас с укором... Хуже всего наше дело со штанами: не успела я вовремя мужу купить. Последние снашиваются, а пиджаков хватит.