Драгомирову он ответил телеграммой:
"Разбитый нравственно, я ни одного дня не могу оставаться у власти. Считаю уклонение от подачи мне совета генералами Сидориным и Слащевым недопустимым. Требую от Военного совета исполнения своего долга. Иначе Крым и армия будут ввергнуты в анархию... Число представителей совершенно безразлично. Но если донцы считают нужным, допустите число членов сообразно их организации".
Между тем телеграмма, посланная генералу Врангелю на русское посольство в Константинополе, была получена им 29 марта. В тот же день Верховный комиссар Великобритании в Константинополе адмирал де Робек предоставил в распоряжение Врангеля миноносец "Emperor of India", который утром 22 марта доставил его в Севастополь. Всем участникам заседания было ясно, что приезд Врангеля в Крым означал его принципиальное согласие принять Верховное командование. Убедившись, наконец, что Деникин не изменит своего решения, Военный совет остановился на кандидатуре Врангеля. Драгомиров тут же известил об этом Деникина. Он просил Главнокомандующего прислать приказ о назначении Врангеля "без ссылки на избрание Военного совета".
Однако у многих участников совещания не было уверенности в том, что Главнокомандующий пришлет такой приказ. "У многих из нас, - писал один из участников, - ...все же были сомнения, утвердит ли генерал Деникин наш выбор? Мы не знали подробностей, но всем было известно, что между ними (Деникиным и Врангелем) были дурные отношения и вина за них падала не на генерала Деникина".
Но для таких сомнений не было повода.
В ответ Деникин 22 марта отдал свой последний приказ войскам:
"Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России.
Всем, шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, - низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию".
Накануне давали прощальный обед генералу Романовскому. Присутствовал на нем и Деникин. Он был печален, сумрачен и мало с кем беседовал. Взволнованную речь произнес генерал Шапрон дю Ларре (бывший адъютант Алексеева, потом генерал для поручений при Деникине, а затем командир Дроздовского конного полка). С дрожью в голосе, не скрывая слез, Шапрон говорил о том, что собравшиеся на обед прощались не только с Романовским, но и с генералом Деникиным, "последним из бессмертной династии Корниловых, Марковых, Алексеевых", который решил отойти от власти.
В день избрания Врангеля Главнокомандующим Антон Иванович покинул пределы России. Он уехал из Крыма в Константинополь на британском миноносце "Emperor of India", на том самом корабле, который привез в Крым генерала Врангеля. Ехал он в сопровождении двух верных друзей, генерала Романовского и английского генерала Хольмана. Со штабом своим простился днем, а в семь часов вечера направился из гостиницы "Астория"в Феодосию к ожидавшему его автомобилю.
В коридоре гостиницы и у выхода из нее столпилось много людей. Вид у них был удрученный. Со слезами на глазах они прощались в лице Деникина с целой эпохой своей жизни. А он, придавленный горем, с застывшим взглядом, не замечая никого из окружавших, машинально продвигался вперед и вдруг остановился. Перед ним стоял офицер, один из бывших заключенных осенью 1917 года в Быховской тюрьме. Деникин крепко его обнял.
В тот день гостиница "Астория", по словам очевидца, напоминала дом, из которого только что вынесли близкого и дорогого покойника. В одном из ее номеров, уткнувшись лицом в подушку, навзрыд, как ребенок, плакал бывший штаб-офицер для поручений при генерале Деникине.
Сам Антон Иванович оставил лишь краткую заметку об этом мучительном дне:
"Вечер 22 марта. Тягостное прощание с ближайшими моими сотрудниками в Ставке и офицерами конвоя. Потом сошел вниз - в помещение охранной офицерской роты, состоявшей из старых добровольцев, в большинстве израненных в боях; со многими из них меня связывала память о страдных днях первых походов. Они взволнованы, слышатся глухие рыдания... Глубокое волнение охватило и меня: тяжелый ком, подступивший к горлу, мешал говорить. Спрашивают: почему?
- Теперь трудно говорить об этом, когда-нибудь узнаете и поймете...
Поехали с генералом Романовским в английскую миссию, оттуда вместе с Хольманом на пристань. Почетные караулы и представители иностранных миссий. Краткое прощание. Перешли на английский миноносец...
Когда мы вышли в море, была уже ночь. Только яркие огни,. усеявшие густо тьму, обозначали еще берег покидаемой русской земли. Тускнеют и гаснут. Россия, Родина моя..."
Нашлись люди, осуждавшие потом Деникина за то, что он уехал. в Константинополь, не простившись со своей армией. На этот укор Антон Иванович впоследствии ответил:
"Какое же тогда могло быть прощание? Человеку с истерзанной душой в такие тяжкие дни его жизни посильна ли была пытка объездов, смотров, речей... Я пережил одно прощание - с охранной офицерской ротой из старых добровольцев... И это было безмерно мучительно..."
Подписав свой последний приказ и покидая Россию, генерал Деникин не знал еще, что генерал Врангель привез с собой из Константинополя ноту британского правительства ультимативного характера, адресованную ему, Деникину, где предлагалось "оставить неравную борьбу". Правительство Англии предлагало вступить в переговоры с Советским правительством с целью добиться амнистии чинов Добровольческой армии, а в случае отказа Деникина от этого предложения оно снимало с себя ответственность за дальнейшее и угрожало прекратить "всякую поддержку или помощь".
Об этой ноте, не попавшей в его руки благодаря суете того дня, Антон Иванович впервые узнал только за границей, когда занавес над деникинским периодом русской смуты был уже опущен.
23 марта, вскоре после четырех часов дня, к пристани Топханэ в Константинополе подошел катер, доставивший на берег с британского миноносца генералов Деникина, Романовского и Хольмана. На пристани их ожидали английский офицер и генерал В. П. Агапеев, русский военный представитель при британском и французском командовании в Константинополе. Как только приехавшие генералы сошли на берег, англичанин быстро направился к Хольману и с тревожным видом стал ему о чем-то говорить. Хольман сразу обратился к Деникину; "Ваше превосходительство, поедем прямо на английский корабль".
Англичан, несомненно, что-то тревожило.
Но жена Антона Ивановича уже около двух недель находилась в здании русского посольства, и Деникину прежде всего хотелось видеть свою семью. Он спросил Агапеева, не стеснит ли его пребывание бывшего Главнокомандующего и начальника штаба в посольстве. Получив от Агапеева любезный ответ, генералы Деникин и Романовский. простившись с Хольманом, поехали в посольство на ожидавшем их автомобиле британского командования. Агапеев следовал за ними в своей машине.
Антон Иванович знал, что часть посольского здания превратилась в нечто похожее на общежитие беженцев. Но он не отдавал себе отчета в том, что это огромное помещение было буквально набито самыми разнообразными людьми, большинство которых-бежавшие с юга России офицеры, преимущественно не нюхавшие пороха, из состава всяких штабов, разведок и контрразведок. Пребывание в Константинополе генералов Врангеля и Шатилова, критиковавших деникинскую Ставку, и "обличительное"письмо Врангеля к Деникину накалили атмосферу в посольском общежитии. В этом людском муравейнике, кишевшем раздражением и злобой, всякие эксцессы и выпапротив Деникина и Романовского были более чем возможны. Это знали англичане, об этом не мог не знать генерал Агапеев. И генерал Деникин никогда потом не мог простить ему, что на пристани Агапеев не предупредил его о настроениях, царивших в посольском общежитии.
Не знал Антон Иванович и то, в каких условиях живет его жена. Приехав в Константинополь, ей удалось, не без труда, получить в посольском доме две комнаты с ванной, где вместе с ней поместилось еще восемь человек (годовалая дочь Марина, нянька, дед Ксении Васильевны Деникиной, ее мать со вторым мужем полковником Ивановым, дети генерала Корнилова: дочь -Наталья Лавровна и малолетний сын -Юрий; и еще девица Надя Колоколова, отец которой командовал Архангелогородским полком до Антона Ивановича и которую после смерти родителей генерал приютил у себя). И семья Деникина, и все близкие ей люди испытали на себе неприязнь окружавших и подчеркнутое невнимание со стороны служащих посольства, почувствовавших в воздухе, что в Крыму наступала перемена власти.