Общение с немцами не ограничивалось визитом и обменом письмами. Начиная с ноября 1941 года обоим Деникиным пришлось время от времени лично являться в мэрию. «Допрос» в общем сводился к установлению факта, что они не переменили местожительство. Но был и более щекотливый вопрос принудительной регистрации, за невыполнение которой грозили суровыми карами.
Немцы образовали различные комитеты для каждой народности, населяющей территорию России. В целях полицейского контроля все русские эмигранты должны были регистрироваться в одном из этих комитетов в зависимости от своего происхождения. В Париже создано было три комитета: русский, украинский и кавказский. В Германии, кроме того, образованы были Северо-Кавказский национальный комитет, Туркменское, Крымско-Татарское и ряд других управлений, среди которых красовалось управление неведомой дотоле страны - Казакии.
Во французской провинции регистрация происходила в местной мэрии или в немецкой комендатуре, которая затем переправляла бумаги в Париж для распределения по соответствующим комитетам.
Во главе парижского русского комитета - Управления по делам русской эмиграции - поставлен был немцами некий Юрий Жеребков, донской казак, долго живший в Германии, ставший членом нацистской партии. Регистрация русских была в его ведении.
Деникин наотрез отказался «регистрироваться». Как ни странно, немцы решили этот факт игнорировать и оставили упрямого старика в покое. Чем руководствовались они - осталось неизвестным. Знали, что слишком тверд человек, чтобы поддаться принуждению, или престиж его имени был так еще велик, что немцы решили избежать репрессий. Вернее всего, что в момент, когда они стремились придать своей захватнической войне против России характер «крестового похода против коммунизма» - засадить в тюрьму самого видного из всех русских противников большевизма было бы изрядной политической графой, очевидной всем нацистам.
«Что касается меня лично, - писал впоследствии Деникин, - то, оставаясь непримиримым в отношении большевизма и не признавая советскую власть, я считал себя всегда, считаю и ныне гражданином Российской империи, которая, как известно, включает в свои пределы и великорусские, и белорусские, малороссийские, или украинские, области, и Кавказ и прочее, и прочее, поэтому я и моя семья от регистрации отказались. Тем не менее, своим друзьям и соратникам я дал категорический совет - против рожна не переть и исполнять эту формальность».
Антон Иванович тяжело переживал русские поражения в начале войны, а затем с гордостью и радостью следил за успехами.
«Как бы то ни было, - писал Деникин, - никакие ухищрения не могли умалить значение того факта, что Красная армия дерется с некоторых пор искусно, а русский солдат самоотверженно. Одним численным превосходством объяснить успехи Красной армии было нельзя. В наших глазах это явление имело объяснение простое и естественное.
Испокон века русский человек был смышлен, талантлив и нутром любил свою родину. Испокон века русский солдат был безмерно вынослив и самоотверженно храбр. Эти свойства человеческие и воинские не смогли заглушить в нем 25 советских лет подавления мысли и совести, колхозного рабства, стахановского изнурения и подмены национального самосознания интернациональной догмой. И, когда стало очевидным для всех, что идет нашествие и завоевание, а не освобождение, что предвидится только замена одного ярма другим - народ, отложив расчеты с коммунизмом до более подходящего времени, поднялся за русскую землю так, как поднимались его предки во времена нашествий шведского, польского и наполеоновского…
Под знаком интернационала прошла бесславная финляндская кампания и разгром немцами Красной армии на путях к Москве; под лозунгом защиты Родины произошел разгром германских армий!»
«Враг изгнан из пределов отечества, - писал Деникин в своем «послании» к добровольцам, ветеранам белого движения, 15 ноября 1944 года. - Мы - и в этой неизбежности трагизм нашего положения - не участники, а лишь свидетели событий, потрясших нашу родину за последние годы. Мы могли лишь следить с глубокой скорбью за страданиями нашего народа, с гордостью - за величием его подвига.
Мы испытали боль в дни поражения армии, хотя она зовется «красной», а не российской, и радость - в дни ее побед. И теперь, когда мировая война еще не окончена, мы всей душой желаем ее победного завершения, которое обеспечит страну нашу от наглых посягательств извне».
Но, гордясь достижениями и подвигами своего народа, Деникин оставался непримиримым к советской власти.
В частном письме к своему знакомому А. И. Деникин писал:
«Я лично приветствую народный подъем в деле защиты России, радуюсь победам ее над немцами, желаю окончательного их разгрома, но не перестану осуждать - доньдеже есьм - большевистскую систему удушения русского народа».
Не скрывая того, что было в прошлом, что немцам так или иначе могло быть известно, и, указывая на отсутствие у мужа доходов, Ксения Васильевна, по понятным причинам, предпочитала не посвящать немцев в то, что действительно могло их заинтересовать.
«В своем подневольном уединении во время немецкой оккупации, - писал впоследствии Антон Иванович,- мы с женой переводили на русский язык и распространяли среди русской эмиграции особенно откровенные излияния видных немецких деятелей в их прессе и радио».
Они действительно подобрали «махровый» материал, основанный на официальных заявлениях и речах Гитлера, Геббельса, Розенберга и других вождей нацизма, где откровенно высказывалось не только полное презрение ко всему русскому, но и решение использовать русские территории в чисто германских целях.
Освещая подлинные цели нацистов - усилия Деникина были направлены как против врага внешнего - немцев, так и против коллаборантов русского происхождения, именно тех, кого Деникин презирал и считал изменниками и кто, несмотря на очевидность, - продолжал проповедовать «крестовый поход».
Интересно отметить, что в то жуткое время, когда повсюду процветали доносы, обошлось без предателей и что материал, составленный Деникиным и его женой, не попал в руки гестапо.
А работал Деникин, кроме всего прочего, еще над сбором материалов о германских зверствах, о бесчеловечном отношении немцев к русским военнопленным, о ходе войны, о России, о зарубежье. Начал он также работать над своей незаконченной автобиографией, которую думал озаглавить «Моя жизнь» и которая после его смерти появилась в печати под заголовком «Путь русского офицера». Жена генерала, когда было возможно, вела записи в своем дневнике.
На случай немецкого обыска весь компрометирующий материал - бумаги генерала, дневники его жены - прятался не в доме, а зарывался в соседнем сарае, где многие из бумаг пожелтели от сырости, а некоторые и совсем погибли.
Несмотря на оторванность от общей жизни, сведения о немецких зверствах над евреями стали рано доходить до Деникиных. Эти сведения их глубоко возмущали. Вот отрывки из дневника Ксении Васильевны Деникиной, чьи взгляды всецело отражали точку зрения мужа. Приведенные ниже выдержки из дневника помогут окончательно рассеять существовавшее в некоторых кругах мнение о том, что генерал Деникин был якобы антисемитом.
«Восьмой приказ против евреев… разве это борьба, разве это подобает великой нации такое показное и мелочное издевательство!
«Вот приказ немецкого начальства,- и Ксения Васильевна цитирует: «хорошо теперь известные распоряжения касательно евреев (ношение на груди желтой шестиконечной звезды с надписью» и т. д.), глубоко оскорбительные достоинству всякого человека».
35. Под немцами
В течение нескольких лет Антон Иванович страдал от воспаления предстательной железы. Наконец настал момент, когда понадобилось хирургическое вмешательство. Операция была сделана 5 декабря 1942 года в больнице в Бордо. Через неделю после операции шок от нее вызвал у Антона Ивановича первый сердечный припадок. В начале января 1943 года Антон Иванович выписался из госпиталя, и жизнь потекла по-прежнему. Ксения Васильевна продолжала вести дневник.