Генерал барон П. Н. Врангель:
«Среднего роста, плотный, несколько расположенный к полноте, с небольшой бородкой и длинными, черными, со значительной проседью усами, грубоватым низким голосом, генерал Деникин производил впечатление вдумчивого, твердого, кряжистого, чисто русского человека. Он имел репутацию честного солдата, храброго, способного и обладающего большой военной эрудицией начальника…
По мере того как я присматривался к генералу Деникину, облик его все более и более для меня выяснялся. Один из наиболее выдающихся наших генералов, недюжинных способностей, обладавший обширными военными знаниями и большим боевым опытом, он в течение великой войны заслуженно выдвинулся среди военачальников. Во главе своей Железной дивизии он имел ряд блестящих дел. Впоследствии, в роли начальника штаба Верховного Главнокомандующего в начале смуты, он честно и мужественно пытался остановить развал в армии, сплотить вокруг Верховного Главнокомандующего все русское офицерство. Всем памятна была блестящая прощальная речь его, обращенная к офицерскому союзу в Могилеве. Он отлично владел словом, речь его была сильна и образна. В то же время, говоря с войсками, он не умел овладеть сердцами людей. Самим внешним обликом своим, мало красочным, обыденным, он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами. Пройдя суровую жизненную школу, пробившись сквозь армейскую толпу исключительно благодаря знаниям и труду, он выработал свой собственный и определенный взгляд на условия и явления жизни, твердо и определенно этого взгляда держался, исключая все то, что, казалось ему, находилось вне этих непререкаемых для него истин.
Судьба неожиданно свалила на плечи его огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг. В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверяя никому, и в то же время не находил в себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вывести по бурному политическому морю государственный корабль».
Бывший профессор Петроградского университета К. Н. Соколов:
«Говорят, что по первому впечатлению можно судить о призвании человека. В генерале Деникине я увидел не Наполеона, не героя, не вождя, но просто честного, стойкого и доблестного человека, одного из тех «добрых» русских людей, которые, если верить Ключевскому, вывели Россию из Смутного времени».
Генерал Краснов, писавший о себе, как мы уже знаем, в третьем лице, не любивший Деникина и говоривший о нем всякие неприятные вещи, должен был признать, что «атаман считался с обаятельной внешностью Деникина, с его умением чаровать людей своими прямыми, солдатскими, честными речами».
Профессор Московского университета князь Е. Н. Трубецкой знал генерала Деникина поверхностно и из нескольких бесед с ним вынес впечатление о «неясности его мыслей и недальновидности его планов», но наравне с этим он видел в Антоне Ивановиче «кристальную чистоту и ясность нравственного облика». А один из его сотоварищей, член Совета государственного объединения А. М. Масленников после встречи с Главнокомандующим сообщил Трубецкому, что Деникин произвел на него чарующее впечатление: «Чудесный, должно быть, человек. Вот такому бы быть главою государства, ну, конечно, с тем, чтобы при нем состоял премьер-министр, хоть сукин сын, да умный».
Антон Иванович нежно любил свою супругу, оказывал ей всяческое внимание, но не допускал и мысли, что она могла вмешиваться в его дела. Через несколько лет жена стала верной помощницей своего мужа в его историко-литературных трудах. Но в те ранние годы их семейной жизни молодость Ксении Васильевны ограничивала ее положение в доме ролью приветливой хозяйки. Она разливала чай и предлагала скромное угощение приходившим к ним гостям. По собственному признанию, участия в общем разговоре, обычно носившем политический характер, она тогда не принимала, большинство гостей были старше хозяйки лет на пятнадцать-двадцать и их интересы не затрагивали молодую женщину, ушедшую с головой в заботы о дочери. В семейной жизни Деникиных весь интерес сосредоточился на маленькой Марине. Кроме ближайших помощников с женами бывали у Деникина в Екатеринодаре лишь графиня С. В. Панина, Н. И. Астров, М. М. Федоров, активные деятели кадетской партии и еще, быть может, два-три посторонних человека.
22. В тылу деникинского фронта
В октябре 1919 года, в момент наивысшего военного успеха, события на огромной территории, захваченной войсками генерала Деникина, приняли чрезвычайно тревожный оборот.
Не прекращавшиеся трения между белым командованием и казачьими областями обострились после освобождения их от большевиков. Донское и кубанское казачество по своей численности являлось главной силой в рядах деникинских войск, и казаки желали иметь голос в решении вопросов внутренней жизни страны. Однако их мнение отражало по преимуществу местные интересы. Среди политических деятелей Дона и особенно Кубани было немало людей, придерживающихся мысли, что казачья борьба с советской властью должна вестись только до окончательного освобождения их областей от коммунизма. На этой почве конфликт казачества с Главным командованием принимал все более резкие формы. Генерал Деникин продолжал исповедовать идею «самой широкой автономии частей русского государства и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта». Но на деле ему неоднократно приходилось вмешиваться во внутренние дела казачьих областей. Это раздражало и создавало напряженную атмосферу взаимного недоброжелательства, которое со временем неизбежно должно было проникнуть в казачьи войска и тем самым отразиться на их боеспособности.
Еще тревожнее обстояло дело с моральным обликом самой надежной части деникинских войск, а именно Добровольческой армии. Несмотря на свое название, она уже с середины 1918 года фактически перестала быть «добровольческой». И трагедия заключалась в том, что наряду с действительно идейной группой офицеров, студентов, гимназистов, юнкеров и многих старых солдат в армию постепенно вливался чуждый и враждебный ей по духу элемент, зараженный духом корысти и преступности. Им в особенности отличалось пополнение, поступавшее в армию с Украины.
С конца 1917 года правительства на Украине сменялись одно за другим: Центральная рада, большевики, снова Центральная рада, гетманщина. Директория, петлюровщина и опять большевики. Все эти правительства занимались всевозможными реквизициями. Ни одно из них не пользовалось доверием и уважением народа.
Для деревни (лишенной текстильной мануфактуры) всякий город становился приманкой для грабежа и насилия, Повсюду бесчинствовали многочисленные атаманы, образовавшие вокруг себя партизанские банды из вооруженных крестьян (бывших солдат). В отместку за реквизиции зерна все эти атаманы: Шуба, Зеленый, Волынец, Струх, Соколовский, Палий, Ангел, Божко и в особенности атаман Григорьев, организовывали налеты на города.
К приходу Добровольческой армии на Украину слово «власть» и связанное с ним понятие о какой-то законности и порядке окончательно утратили свое значение, особенно в глазах крестьянства.
И когда Добровольческая армия вступила на Украину, эта развращенная вольница частично попала в ее ряды. Разложение армии изнутри пошло ускоренными темпами. Но не следует делать вывод, что только это было единственной причиной морального разложения Добровольческой армии.
Разросшись к середине 1919 года количественно, она не приняла облика регулярной армии, в ней сохранились прежние принципы партизанства. По-прежнему большинство ее частей формировалось и вооружалось на ходу во время похода.
Большим злом, развращавшим армию и настраивающим против. нее местное население, было так называемое «самоснабжение», то есть реквизиция воинскими частями продовольствия и фуража по всей прифронтовой полосе.
В армии следовало ввести жесткую дисциплину, карать всех виновных в ее нарушении, невзирая на чин и прошлые заслуги, и нещадно расправляться с грабителями и насильниками. С этой первостепенной задачей белому командованию справиться не удалось.