Говорю это не в оправдание — в объяснение. Говорю для того, чтобы поставить вопрос: не постыдно ли было играть на слабости человека, на его недостатках, заставляя взрываться, негодовать, терять контроль над собой? Ведь за дело болел санитарный врач и народный контролер, за наше общее дело, являя собой образец того гражданского неравнодушия, которое стараемся мы воспитать в каждом.
Екатерина Николаевна Грищенко работает теперь кладовщиком асбестового завода. И сразу же дела на мясокомбинате пошли хорошо.
Новый директор Б. Н. Василенко сказал мне: никто больше не конфликтует, никто не мешает работать. Меньше брака стало теперь. Меньше краж.
Очень хочется верить. Только что-то сомнительно. Вот вам свеженький факт. Работники ОБХСС задержали машину «Волга», за рулем которой сидел Царев, директор соседнего комбината. Что же вез на машине директор? Мясные деликатесы. По его указанию их изготовили на комбинате. По его указанию загрузили ими машину. Денег не взяли. И пожелали счастливого пути. Путь и в самом деле оказался счастливым: директор отделался штрафом — 30 рублей…
Читаю старые докладные Екатерины Николаевны Грищенко: «…попустительство хищениям на комбинатах области стало правилом…» Читаю ответ на эти докладные: «Грищенко допускает преувеличения и неоправданные обобщения…» Неоправданные — именно так!
Отчего же наказание, которое постигло Царева, так ничтожно, спросите вы. Вам ответят: ущерб, нанесенный им, был невелик.
В рублях — может быть. Не уверен, но допускаю. А ущерб моральный? Ущерб, причиненный теми, кто с завидным упорством преследовал честного работника, настоящего гражданина?
Совесть, долг, обязанность перед обществом — для кого-то это всего лишь красивые слова из назидательной лекции. Для таких, как Грищенко, это принципы, по которым они живут. И не следует думать, что была она одинока в своей праведной и долгой борьбе: ее поддерживали не только органы юридические, но и многие товарищи, коллеги, друзья. Однако их голоса тонули в хоре тех, кто беспринципно не хотел выносить сор из избы и трезво взглянуть на реальность, тем самым нравственно развращая нестойких, потакая бесчестным, зажимая справедливую критику. Этот ущерб не измеришь рублями, но как оставить его без последствий?
Не будем вторгаться в дела юридические: пусть судебный надзор разберется, справедливо ли обвинение в хулиганстве, нарочито оторванное от всей предыстории отношений, нарочито изолирующее скандал в отделе труда и зарплаты от всего, что скандалу предшествовало, и тем самым дающее картину неточную, однобокую. Пусть судебный надзор разберется, справедливо ли, что именно эта женщина признана хулиганкой, лишена прав заниматься своим делом, унижена, изгнана с комбината. Если юридически осуждение Грищенко правильно, не будем, поддавшись эмоциям, это оспаривать. Подчинимся закону. Ибо действительно, закон есть закон.
Только трудно, я думаю, будет с этим смириться.
1980
В таком виде очерк был напечатан, но прежде чем рассказать о том, что последовало за публикацией, мне хотелось бы вернуться к тому, что ей предшествовало.
Посланца газеты, приехавшего затем, чтобы воспеть и прославить, встречают, естественно, хлебом-солью. Если же повод совершенно иной, ждать такого приема едва ли приходится. Да и не надо! Когда я вижу вдруг пусть даже робкие признаки повышенного внимания, они меня, по правде, пугают. С чего бы это? — думаю я. Не кроется ли подвох?
Вежливая настороженность — вот к чему я привык, чего ждал и на сей раз, приехав по письму Екатерины Николаевны Грищенко. Действительность, однако, превзошла мои ожидания. Достаточно сказать (пусть эта деталь никому не покажется мелкой), что во всем городе не нашлось поначалу организации, которая согласилась бы сделать отметку в моем командировочном удостоверении.
Куда ни зайду — пожимают плечами: «А мы вас не приглашали». Или: «Вы в какую организацию прибыли?» — «Да вот, — говорю, — читательница прислала письмо…» — «Пусть она и отметит». Как сговорились… Или, может, без — «как»?..
Курьез? Чепуха? Пустяковый штришок, отвлекающий внимание от серьезной проблемы? Не скажите! Очень красочная деталь, которая помогла мне понять драматизм сложившейся ситуации. Никому не хотелось вступать в конфликт с мясокомбинатом: боялись разгневать его начальство. Даже лояльностью, понимаете! Даже формально терпимым отношением к корреспонденту!