«Хорошо, что почта попала ко мне, а не в руки… любителей сенсаций», — подумал Истомин.
Он почти бегом направился в поселок и до обеда проверял на складах заявки экспедиции, рылся в накладных и четко диктовал подчиненным перечень предметов оборудования и продовольствия для экспедиции. А в голове нет-нет да мелькало: «Кого же? Кого?»
В палатку артельщика и его друзей протиснулась крепкая Костина фигура. Он зажег спичку; четверо мужчин лежали ногами к выходу на большом брезенте. На узкой койке спала Настя, подложив под щеку ладонь, полураскрыв мягкие, еще детские губы. На лице спящего Виктора — обычное выражение добродушия и умиротворенности. Черты Курбатова не смягчались и сном: сомнения и раздумья резко выделяли это сильное и запоминающееся лицо. У Жорки Каблукова как всегда лицо было спокойно. Сном дикаря спал Васька Терехов, шумно дыша, потягиваясь, выпячивая губы. Ему снились еженощно какие-то чудеса, и по утрам он обычно с Разумовым, умеющим слушать не прерывая любую чепуху, делился своими фантастическими ночными видениями.
Спящие разведчики и красивая, очень молодая женщина, разметавшаяся доверчиво и безмятежно, произвели на Костю сильное впечатление. Повеяло чем-то уютным, чистым и мужественным. «Словно братья охраняют любимую сестренку», — мелькнуло у него.
Спичка догорала. Мосалев наклонился, притронулся к Курбатову. Тот сразу открыл глаза. До слуха артельщика донеслись сдержанные выкрики, ржанье лошадей, топот.
— Что случилось? — Курбатов, зная, что в тайге бестолку не будят, зажег свечу, стал быстро одеваться.
— Лукьянов вернулся с обозом, велел всех будить. Ребята, вставайте! — негромко крикнул Костя.
Все мигом поднялись. Один за другим нырнули в темноту. У дороги маячили неясные силуэты навьюченных лошадей, около них топтались проводники.
— Факелов не зажигать! — слышался строгий голос Лукьянова.
Разумов подошел ближе, поздоровался с Григорием Васильевичем.
— Вот что, Разумов, — сказал Лукьянов, — немедленно делайте настил на метр от земли. Не предупредив меня, эти олухи царя небесного доставили почти две тонны взрывчатки. — Его внимательно слушали, не задавая вопросов. Лукьянов разгадал настроение и уже иным тоном, удовлетворенно добавил: — Все есть: инструменты и палатки, хорошие продукты, даже библиотека. Я мельком просмотрел накладные… Все есть, все! Начинайте! — заторопил он Мосалева и Разумова.
Полыхали далекие зарницы. Разрозненные облака проплывали над тайгой пухлыми громадами и на глазах меняли очертания. Вершина Медвежьего затягивалась кольчатым туманом, словно восточный богатырь лениво обматывал голову белой чалмой. Зелеными мигающими огоньками светились старые пни.
Обоз разгружали быстро, молча. Домовитые «мамки» ощупывали тюки с продуктами, переставляли ящики. Расчетливый Коля Курбатов только крякнул, когда Настя подала ему на утверждение меню на целую неделю. Он читал долго.
— Ну что ты, Коля? Надо, чтобы еда была сытной и вкусной. И не так уж дорого будет, честное слово! — уговаривала Настя артельщика и грозилась пожаловаться Лукьянову.
— Не егози. Выдумала тоже: жаловаться! — сказал Курбатов и сам пошел к Лукьянову. Он помнил Настины слезы, лица товарищей и собственные хлопоты.
— Вы теперь не скупитесь, — успокоил его Лукьянов. — Кормите людей как следует. Продукты будут.
Недовольство, вызванное неполадками и нехватками, рассеивалось с каждым днем. В экспедицию завезли необходимое оборудование и имущество. Изменился и сам табор: вместо старых островерхих вигвамов были поставлены новые палатки — настоящие полотняные домики с квадратными окошками и крышей коньком. Палатку артельщика перегородили на две неравные части, в меньшей поселились Лида и Настя.
Из краткого письма Истомина Ганин узнал, что главный инженер взял на себя заботу об экспедиции и что заведующий перевалочной базой, виновный в задержке оборудования и продуктов, будет привлечен к ответственности.
— Ну, виноватый всегда найдется, — сказал Курбатов, узнав о письме.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Секретарь рудоуправления, немолодая уже женщина, передавая Истомину утреннюю почту, сказала:
— Андрей Павлович только что вышел. Он просил передать, что пробудет на радиостанции около часа.
Истомин кивнул. Так повторялось каждое утро, вот уже две недели. Пока Истомин прогуливался и изучал важные циркуляры, новый управляющий работал в своем кабинете. В девять часов он отправился на радиостанцию — гордость всего рудоуправления — и разговаривал с руководителями рудников.