— Ладно, ладно, не кричи, — произнес наконец Курбатов, закуривая.
Настя облегченно вздохнула, Лида весело потерла руки, а Петренко рассмешил всех:
— А ведь врет Щербатая. Разве можно пропить артельное добро? Его и в карты-то не просвищешь за целую неделю.
Терехов и Каблуков, поняв, что Курбатов согласился, переглянулись: они явно были этим недовольны. Мосалев, усмехаясь, подытожил результаты переговоров:
— Значит так: Настя — директор ресторана «Тайга», Лида — помощница и официантка, Николай Петрович — артельщик. И обо всем этом доложит начальству Разумов: он у нас грамотный и говорить мастак.
Курбатов, не обращая внимания на шутливые слова, серьезно сказал Виктору:
— Верно, иди к начальнику ты. Лукьянов… больно молчалив, да и я не из болтунов — не поймем друг друга. А у тебя выйдет.
Настя слегка наклонилась в сторону Виктора, с удивлением разглядывая его крупную фигуру. Он поймал ее взгляд, почему-то покраснел и поспешно согласился.
Позже они вместе вышли из палатки: она направлялась в каптёрку, а он к начальнику партии.
— Знаешь, Настя, — заговорил он несмело, — мои слова могут показаться тебе нелепыми… я, право… мне говорили, что на Нижний рудник с главной базы раз в шестидневку приезжает зубной врач…
— Разве у тебя болят зубы? — не поняла Настя.
— Нет, я вспомнил о враче и невольно подумал о тебе. Когда ты серьезна — ты очень хороша, но стоит тебе заговорить или засмеяться, как… зубы… становится заметно… лицо твое так меняется… кажется, что ты дразнишь кого-то.
— Я не буду тебе улыбаться, ты и любуйся мной сурьезной, — без смущения возразила Настя.
— Право же я не шучу, — настаивал Виктор. — Вставь зубы, только белые, и сама убедишься, как это хорошо.
Глаза их встретились. Настя первая осторожно отвела взгляд.
— А у тебя рубашка есть? — без всякой связи спросила она.
— Нет, — Виктор сокрушенно оглядел свою порванную майку.
— Ты вот что… купи на руднике полотна, а я тебе сошью. Хочешь?
— Буду рад. А зубы? — настаивал Разумов.
— Зубы, зубы! Вот пристал! Конечно, вставлю, если зубник ездит на рудник, — шутливо срифмовала она.
— Ну и хорошо. А с кем ты сюда приехала? Кто о тебе заботился в дороге?
Ясно, что этого вопроса ему не следовало задавать. Настя вспыхнула, остановилась.
— Сама о себе заботилась… не маленькая. — Она свернула с дорожки и напрямик пошла к складу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Виктор откинул полы большой палатки. В ней было тепло и просторно. Два окна давали хороший свет. У средней стойки — большой стол, заваленный чертежами, с двумя аккуратными стопками книг; направо — походная кровать с тумбочкой, несколько складных стульев, пара охотничьих ружей в чехлах. Обстановка и все предметы расставлены и разложены привычной рукой — красиво и удобно.
Лукьянов сидел перед тумбочкой, убирал бритвенный прибор. Сильный запах хороших духов ударил Виктору в нос.
— Можно войти, товарищ Лукьянов?
Начальник экспедиции закивал, узнав приглянувшегося ему молодого рабочего. Несколько мгновений они внимательно рассматривали друг друга. Инженер сидел без пиджака, в одной сорочке; он положил локти на стол, узкие женские плечи были приподняты; крупная красивая голова мало гармонировала с хилым телом, но привлекала мужественностью и выражением какой-то суровой непреклонности.
— Рад, что зашли ко мне, — сказал он, прерывая молчание. — Рад потому, что не каждый день встретишь в тайге оригинала, отвечающего на распоряжение начальства пушкинскими стихами.
Последние слова звучали пояснением или ответом удивленному встречей Виктору.
— Меня послали к вам мои товарищи, — начал Разумов.
— О деле потом, — перебил его Лукьянов. — А в первую очередь, Разумов, запомните: я очень любопытен.
— Что вы хотите сказать?
— Меня интересуют люди, попавшие в экспедицию. Как вы очутились в тайге? С утра думаю об этом… Да вы присаживайтесь.
Разумов слегка изменился в лице, присел, не зная на что решиться.
— Вы можете быть со мной откровенны, — продолжал Лукьянов. — Все, что сочтете необходимым сказать — останется между нами. Поверьте, — помедлив, добавил инженер.
Поколебавшись, Разумов уселся поудобнее и уже спокойно начал:
— В позапрошлом году я окончил исторический факультет, в Москве. Жил с бабушкой. Мой отец, инженер, погиб в гражданскую войну. Умерла и мама, когда мне было шесть лет. Ну вот… Была у меня невеста — дочь профессора Лалоша, старинного друга моего отца. Лалоши долгое время жили у нас… квартира у бабушки большая, пять комнат, так что мы со Светланкой вместе росли. Так прошли годы. Светланка готовились справить день рождения, а Виталий Кириллович — ее отец — свой юбилей… ему исполнялось пятьдесят лет.