— Попробуй хоть на шаг отойти от нашей «мамки», — медленно произнес он.
Девушка присмирела.
Китаец передал банку сестре и что-то забормотал.
— Он говорит, что Настя должна заснуть. А как проснется, ты напои ее этим же лекарством, — пересказала Лида слова китайца.
— Бабушка Настя сыпи-сыпи, потом открывай глаз, — подтвердил Ваня точность пересказа и слегка хлопнул по плечу молодую сестру.
Стоустная молва донесла до табора, что минные колодцы не взорвались. Взрывчатку заложили влажную, хоть выжимай. Людей поналетело на главную базу — поместить негде. Кого-то уже арестовали.
На третий день после убийства Терехова в табор приехала врач Людмила Алексеевна и с ней, к немалому удивлению Виктора, Анта Истомина. Сидя у постели больной, Анта в сотый раз спрашивала себя: зачем она здесь? Для чего она больше суток тряслась в седле, сменив двух лошадей? Вот она в палатке. Здесь на каждой вещичке — печать заботливых рук. Вот общая фотография — Настя и Виктор… Что думает о ней Разумов? Она с ним почти не разговаривала, но заметила его удивленный взгляд. Ах, как нелепо Анта выдала себя: ведь каждому ясно, что именно привело ее в табор…
Анта взглянула на исхудалую и подурневшую Настю. Вспомнила слова отца: «Как видно, пройдоха, и окрутила-таки парня…» Может быть, объясниться с Виктором, не сейчас, конечно, а при случае, когда он приедет на базу до ее отъезда в институт?
Целый вечер Анта бродила по табору, избегая встречи с Разумовым и постепенно освободилась от злых мыслей. Да ведь Настю-то любят, все любят! Вот этот, широколобый такой, что к каждому слову прибавляет: «слышь, голова!» — показал ей вышивку и гордо заявил:
— Настюха вышивала, рукодельница.
Даже Лукьянов, человек скупой на похвалы, и тот отозвался о Насте весьма благосклонно. А Лида без слез не может о ней говорить. Да, Анта не могла не увидеть большую любовь грубоватых, крикливых изыскателей к своей «мамке». Она устыдилась собственных злых мыслей и почти до утра проговорила с Виктором, молоденькой медицинской сестрой да пришедшим в полночь Курбатовым.
Ранним утром похоронили Терехова. Изыскатели отдали товарищу последний долг… Анта поцеловала Настю и попрощалась с новыми знакомыми. Разумов провожал ее за табор. Впереди ехала Людмила Алексеевна, проводник вел на поводу коня Анты.
— Я чего-то боюсь, Виктор Степанович. После всего… Папа молчит, мама ходит какая-то… потерянная.. Нехорошо у меня на душе. А за Настю вы не беспокойтесь, она скоро поправится. Людмила Алексеевна говорит, что у вашей жены сильное нервное потрясение и простуда… Мне полюбился ваш табор, просто полюбился. А о Ване-китайце, о мудром Конфуции, как вы его зовете, я расскажу в институте. Ну возвращайтесь, Виктор Степанович. Я вам напишу обязательно.
Виктор окликнул проводника, помог Анте сесть в седло и еще раз простился со всеми.
На шестую ночь у Насти упала температура, она немного поела и незаметно для Виктора уснула: в эту ночь она не бредила и не пугала мужа стонами. Аня — так звали сестру — насильно уложила Виктора спать: парень совсем измотался за эти дни; заснул он мгновенно, как только влез в спальный мешок.
Сестра склонилась над больной; Настя дышала ровно, на похудевших щеках пробивалась слабая краска. Раздевшись, Аня тоже собралась спать, но услышала шаги, кто-то приближался к палатке. Она только успела накинуть халат и запахнуться, как вошел Курбатов:
— Ну, Аня, что? — Николай уселся на табуретку.
Ее уже не пугал этот черноглазый парень, которого она уважительно называла Николаем Петровичем. Он умел задавать прямые вопросы и не мигая смотреть в глаза, ожидая ответа.
— Настя поела и заснула. А Виктора я заставила лечь, ну и сама хотела ложиться, да вы нагрянули, — ответила она.
Короткий халат страшно смущал Аню. Она не знала, что делать дальше. Сесть на раскладушку и закрыть голые выше колен ноги одеялом или стоять и ждать, когда уйдет, не сказав «до свиданья», этот странный артельщик.
Почему «странный»? Обыкновенный, как и все. Нет, не то. Он тревожит Аню, она не знает, о чем он думает, то есть Аня не знает, думает ли Курбатов о ней, об Ане. Ведь она думает о Николае Петровиче, и собственные думы тревожат ее. Но что она слышит?
— Вы завтра уедете, Аня. Я отвезу вас на рудник, помогу вам. Я отпросился на сутки, буду отбирать продукты для экспедиции.
Значит он думает о ней! Хочет помочь? Она же и не заикнулась, что нуждается в помощи хозяйственного артельщика. И первый раз он сказал ей: «вы».