– А ну спускайтесь оттуда, не то, клянусь Богом, мы нашпигуем вас свинцом!
– Вы все арестованы, – сказал Римо, представляя себя Кери Грантом в логове разбойников.
Чиун облокотился о перила и с отвращением затряс головой.
Сержант в сопровождении пяти солдат пошел по ступеням вверх. Двигались они медленно, и сначала Римо не мог понять почему.
– Ах, вон оно что! – сказал он наконец. – Они боятся, что те парни снаружи услышат стрельбу и побегут сюда, в дом. Я так думаю.
– Очень сомневаюсь, чтобы ты думал, – ответил Чиун, – поскольку ты, кажется, вообще не способен думать. Но если это тебя беспокоит, сделай так, чтобы они не стреляли.
– Ну конечно, – обрадовался Римо. – И почему я сам до этого не додумался? Сделать так, чтобы эти шестеро не стреляли!
– Не шестеро. Десять, – произнес голос позади Римо.
Он обернулся. В открытой двери стоял еще один солдат с автоматическим пистолетом. Позади него в полумраке, Римо разглядел еще троих. Теперь он понял, почему сержант так медлил, ведя по лестнице вверх своих солдат: он просто ждал, когда закроется вторая половина западни.
– Сдаюсь, – сказал Римо и поднял руки.
– Мудрое решение, приятель, – заметил солдат с пистолетом. Он кивнул троим за его спиной, которые вышли из комнаты и присоединились к шестерым, поднимающимся вверх по лестнице. Закинув винтовки за спину, они окружили Римо и маленького корейца. В конце концов, десятерым против двоих не требуется оружия, не так ли? Конечно, нет.
Не успел сержант, выполнявший в доме роль привратника, подумать об этом, как маленький азиат оторвал его от пола и, раскрутив, как увесистую дубину, начал сшибать стоявших вокруг солдат, которые, словно кегли, покатились по полу.
Стоявший в дверях солдат потянулся было к кобуре. Но кобура оказалась в руках молодого американца.
– Не твоя? – спросил он. Солдат тупо кивнул. Римо отдал ему кобуру. Вместе с пистолетом и патронами, которые, не задерживаясь в зубах, проскочили в горло. Глубоко в горло.
За своей спиной Римо слышал механически размеренные глухие звуки ударов: что-то вроде «твак, твак, твак». Это работал Чиун.
– Оставь одного в живых! – прокричал он Чиуну, и тут же на него кинулись двое. Он нарушил установленное им же ограничение, швырнув этих двоих на того, изо рта которого торчала кобура с пистолетом.
В доме снова стало тихо. Римо повернулся к Чиуну, который выпустил наконец ноги сержанта, которого использовал как дубинку. Бесформенной массой сержант плюхнулся на кучу тел.
– Чиун, черт тебя возьми, я же просил…
Чиун поднял руку.
– Вот этот дышит, – сказал он. – Почитай свои лекции тому, кто в них нуждается. Может быть, самому себе.
Сержант застонал, Римо нагнулся и резко поставил его на ноги.
– Девушки, – спросил Римо, – где они?
Пытаясь собраться с мыслями, сержант потряс головой.
– И все это из-за женщин? – спросил он.
– Где они?
– В комнате в конце коридора.
– Веди нас.
Римо подхватил сержанта, который шатаясь из стороны в сторону, повел их в конец отделанного дубом широкого коридора. Из раны на голове на его белую форму капала кровь. Правая рука висела плетью – перелом плеча, понял Римо. Он схватил сержанта за правую руку и дернул ее вниз. Заглушая вопль, Римо закрыл ему рот рукой.
– Чтобы напомнить – мы не из группы ваших друзей-советников и Организации Объединенных Наций, – заметил Римо. – Так что без шуток.
Сержант с широко раскрытыми от боли и ужаса глазами энергично, почти исступленно, закивал головой. Он пошел быстрее, и вскоре они остановились у большой дубовой двери в конце коридора.
– Здесь, – сказал сержант.
– Входи первым.
Сержант снял с металлического кольца на портупее ключ, открыл замок, широко распахнул дверь и вошел в комнату. Усилием воли Римо расширил зрачки и в ранних предутренних сумерках увидел четыре койки. Все они были заняты.
На койках лежали четыре обнаженные женщины, привязанные веревками. Руки были привязаны к стойкам у изголовья, ноги широко раздвинуты и привязаны за щиколотки к стойкам противоположной спинки. У каждой изо рта торчал кляп.
Все они уставились на Римо. В бледном свете, падавшем из окна и коридора, их глаза блестели каким-то странным блеском. «Словно глаза животных, глядящих из темноты на яркое пламя костра», – подумал Римо.
В комнате стоял запах пота и экскрементов. Протиснувшись мимо сержанта, Римо вошел. Сержант оглянулся, но, отрезая путь к побегу, в дверях стоял Чиун.
Римо вытащил кляп изо рта девушки на ближней к нему койке и нагнулся, чтобы разглядеть ее лицо. Оно было разбито и покрыто шрамами. Один глаз деформирован – он был разбит и не залечен. Зубов во рту не было.
От шеи до лодыжек все тело было покрыто шрамами от ударов кнутом. В тех местах, где его использовали вместо пепельницы, чернели язвы.
Римо вытащил кляп и сказал:
– Не бойся. Мы – ваши друзья. Теперь все будет хорошо.
– Все хорошо, – безжизненно повторила девушка. Внезапно на ее лице появилась улыбка, напоминавшая скорее гримасу старой беззубой карги. Глаза ее сверкнули. – Вам будет со мной хорошо, господин. Хотите выпороть меня? Если вы меня выпорете, я буду делать все, что пожелаете. Бить надо сильно. Сильно. Вам нравится сильно бить? Я люблю, когда бьют сильно. Нужно, чтобы текла кровь, и вам будет хорошо, господин. Хотите поцеловать меня? – Она округлила губы, посылая Римо воображаемый поцелуй.
Римо тряхнул головой и отшатнулся.
– Хи, хи, хи… – захихикала она. – У меня есть деньги. Если вы будете меня бить, вам будет со мной хорошо. Моя семья богата. Я заплачу. Ударь меня, солдатик!
Римо отвернулся. Он подошел к другой девушке, потом к третьей. Они были в таком же состоянии. Скрюченные, изувеченные, с померкшим разумом существа, бывшие некогда людьми. Им было немногим больше двадцати, но все они разговаривали с хмурой печалью тех дряхлых старух, которые сидят по углам и чьи глаза неожиданно вспыхивают, когда они вспоминают вдруг что-то хорошее, что когда-то с ними случилось. Но приятное для этих девушек – кнут, цепи и гасимые о них сигареты.
Когда Римо вынул кляп изо рта четвертой девушки, она начала рыдать.
– Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя! – говорила она сквозь слезы.
– Кто вы? – спросил Римо.
Дрожа, как в ознобе, и всхлипывая, она сказала:
– Я – Хилари Батлер. Они похитили меня. Я здесь уже два дня.
– Здорово досталось, малышка, а?
– Пожалуйста, – попросила она, показав глазами на веревки.
Развязывая, Римо услышал, как сержант начал было говорить:
– Я к этому не имею никакого отношения, браток… – но охнул и сразу замолк, почувствовав на спине тяжелую руку Чиуна.
– А кто эти другие? – спросил, освобождая девушку от веревок, Римо.
– Я их не знаю, – сказала она. – Сержант сказал, тоже американки. Но от них ничего не осталось. Они на героине.
– А вы?
– Пока только два раза: первый раз вчера ночью и сегодня утром.
– Тогда вы, наверное, сможете открутиться, – сказал Римо. – Так быстро это обычно не срабатывает.
– Я знаю. – Девушка поднялась на ноги, неожиданно обвила шею Римо руками и снова неудержимо разрыдалась. – Я знаю, – всхлипывала она. – Я знаю. Я все время молилась. Я знала: если я перестану молиться, все будет кончено. Я стану такой же, как они.
– Ну, теперь все о'кей, – успокоил ее Римо. – Мы явились вовремя. По крайней мере, для вас. – Он подвел ее к гардеробу, где висела одежда, и протянул ей какое-то платье.
– Вы можете ходить?
– На ногах синяки, но они не сломаны.
– Чиун, – сказал Римо, – отведи мисс Батлер вниз и ждите меня там. А ты, – он повернулся к сержанту, его голос стал жестким и напряженным, – иди сюда!
Сержант неохотно двинулся к нему.
Проводив взглядом удаляющихся Чиуна и Хилари, Римо закрыл дверь комнаты.
– Сколько времени находятся здесь эти девушки? – спросил он.
– По-разному – три месяца, семь месяцев.
– Это ты давал им наркотики?
Сержант посмотрел на закрытую дверь, потом на окно, в котором виднелось светлеющее небо.
– Отвечай! – потребовал Римо.
– Да, босс. Теперь без героина они умрут.
– Здесь был человек по фамилии Липпинкотт. Где он сейчас?