– Я не знаю, генерал.
Большой Папочка остановился у высокого широкоствольного дерева манго, похожего на то, к которому полковник Батлер пригвоздил министра общественной безопасности, и под которым Батлер убил Джеймса Форсайта Липпинкотта, а также и на те деревья, что растут в предгорьях, где скрываются лони. Батлер рассеянно поискал взглядом хищника, который должен был последовать за ящерицей в кусты. Но никакого хищника не было видно.
– Все взаимосвязано, Батлер. Все. И всему тому, что я делаю, тоже есть определенные причины.
Батлер кивнул, продолжая удивляться – куда подевался хищник? Он увидел торчащий из-под куста, застывший в неподвижности хвост ящерицы.
– Ты не знаешь лони, – продолжал Ободе. – Сегодня – это кучка безвольных людишек, сбившихся в банды там в горах, но когда-то это было могущественное племя. Они властвовали над хауса так же, как мы сегодня властвуем над ними. Есть, правда, легенда, что лони снова воспрянут. В легенде говорится, что когда Восток и Запад встретятся как отец и сын у реки Бусати, то сила, которую никто не сможет остановить, зальет кровью и реки, и горы.
Батлер кивнул.
– Вот ты киваешь, полковник, но, по-моему, не понимаешь. В легенде говорится, что дети лони вернутся домой. Что человек с Востока очистит души лони и сделает их снова достойными властвовать. В ней также говорится, что человек с Запада, побывавший в руках смерти, избавит лони от того, кто поработил их.
– Как я понимаю, под поработителем лони подразумеваетесь вы, генерал?
Ободе пожал плечами:
– А кого же еще может иметь в виду легенда, если не хауса, вождя этой страны? Почему, ты думаешь, я послушался твоего совета и ввел лони в мое правительство? Чтобы на мне не висел ярлык: «Человек поработивший лони». И все-таки я боюсь. Не думаю, что кто-либо может перехитрить легенду.
– Понятно, – пробормотал Батлер, глядя на торчащий из-под куста хвост ящерицы. Когда генерал Ободе начинал пророчествовать, самое лучшее – кивать и помалкивать.
– Возможно, теперь ты кое-что понял, – сказал Ободе. – Да и что тут не понять? В легенде говорится о человеке с Востока и человеке с Запада. Желтом и белом. Которые выступят на стороне лони. И если это действительно случится, то хауса конец, и я – покойник. Вот почему я избавился от наших азиатов. Вот почему я избавился от наших белых. Я не хочу, чтобы белые и желтые, соединившись, стали силой, которая освободит лони. Ясно?
Батлер, у которого был собственный взгляд на эту легенду и на время ее осуществления, отреагировал на разъяснения Ободе очередным кивком головы. Где же этот чертов хищник? Почему хвост ящерицы все еще торчит из-под куста?
– Батлер, – сказал Ободе, – мне кажется, временами ты не только не понимаешь, о чем идет речь, но, даже и не стараешься понять.
– Я – всего лишь полковник, – заметил Батлер.
– Ну, хорошо. Теперь ты – генерал! Значит, теперь ты должен все понимать. Пойми же это, генерал! Я верю, что с этой легендой шутки плохи. И не хочу в Бусати людей с Запада. Не хочу этого Римо Мюллера. И не хочу больше твоих белых женщин из Америки.
– Как генерал генералу, должен вам сказать, что мне необходима еще одна, последняя.
– Привези ее из Китая.
– Нет, она должна быть из Америки. И совершенно определенная женщина.
– Нет, – сказал Ободе, – больше ни одной.
– Эта – самая важная для меня. Я просто должен ее получить. Если вы скажете «нет», я уйду в отставку.
– Из-за белой женщины?
– Из-за особенной женщины.
Ободе задумался, обхватив подбородок широченной, глубокой, как пещера, ладонью.
– Ладно. Но это будет последняя.
– После нее, генерал, мне уже никто не будет нужен. Она – мастер своего дела, – заверил Батлер.
– А ты говоришь, что со мной трудно договориться, – заметил Ободе. – И последнее, генерал Батлер: не думай, что легенды врут, или, что генерал Ободе дурак.
Он положил тяжелую руку на плечо Батлера.
– Пойдем, я покажу тебе кое-что, что, ты думаешь, я не заметил. Ты все это время наблюдал за тем хвостиком под кустом и думал, что нет здесь никакого хищника, коли ты его не видишь. И удивляешься, что ящерица выскочила на солнце неизвестно почему, так ведь?
– Да, пожалуй, это то, о чем я думал, – сознался Батлер, удивленный тем, что Ободе заметил его интерес к кусту.
– Очень хорошо. Рад, что могу объяснить тебе суть дела. Если ты не можешь что-то увидеть, это не означает, что этого не существует. Так вот, хищник все-таки есть.
– Я не видел ни крыс, ни птиц, но все еще вижу тот хвост.
Ободе улыбнулся:
– Да, ты видишь этот хвост, но иди сюда быстрее, не то ты его не увидишь.
Когда они подошли к кусту. Ободе развел зеленую листву.
– Смотри, – сказал он, улыбаясь.
Батлер взглянул. Да, хвост был, но это было все, что осталось от ящерицы, торчавшей из пасти толстой лягушки.
– Спасаясь от опасности, можно иногда напороться на нее, – наставительно произнес Ободе, однако сам он очень быстро, буквально в тот же день забыл этот урок, не только отказавшись принять Римо Мюллера, но и приказав выслать его из страны. Немедленно.
Глава шестая
В гостинице «Бусати» имелась система кондиционирования воздуха, но она не работала; в душевых были краны, но в них не было воды; красивые ковры на полу были заляпаны и изрядно потерты. В комнатах было жарко как в топке паровоза, в коридорах воняло канализацией. Единственное, что осталось от ее прежнего великолепия, была чистенькая брошюрка с выписанными на ней словами "Отель «Виктория» и нацарапанными поверх них карандашом словами "Отель «Бусати».
«Просторный, элегантный, оборудованный системой кондиционирования воздуха отель „Бусати“ предлагает вам такие удобства, которых вы не встретите больше нигде в Восточной Африке», – прочитал Римо.
Чиун неподвижно сидел на полу, его кимоно ниспадало с плеч. Римо расположился на краю широкой кровати с высокой бронзовой спинкой.
– Я слышал, конечно, что реклама привирает, – сказал Римо, – но это уж чересчур.
Чиун не ответил.
– Я сказал, что это слишком.
Чиун продолжал сохранять вид статуи.
– Папочка, ведь перед тобой нет телевизора. И ты не смотришь свой сериал. Так почему же ты не отвечаешь?
– Я смотрю свой сериал, – отозвался Чиун. – Я его вспоминаю.
Римо удивило, что он, в какой-то мере, разделяет чувства Чиуна по поводу утраты дневного показа мыльных опер. В течение многих лет они служили для Римо постоянным раздражителем, но теперь, когда их не стало, ему было жалко Мастера Синанджу.
– Это дело о Уотергейте продлится недолго, Чиун. Твои сериалы скоро возобновятся.
– Я знаю.
– Так нечего сидеть, уставившись в стену.
– Я не в стену уставился. Я вспоминаю. Тот, кто может вспоминать хорошее в своей жизни так, будто оно настоящее, может быть счастлив всю жизнь.
– Ну ладно, дай мне знать, когда ты кончишь вспоминать, и тогда мы поговорим.
Римо взглянул на часы. Оперы Чиуна заканчивались всегда в 3 часа 30 минут пополудни. Он засечет время и посмотрит, как точно Чиун чувствует время. Когда на часах было 3 часа 27 минут, Чиун повернулся к нему.
– Ты ошибся, Чиун.
– Ошибся? Какую глупость ты еще придумал?
– Глупость? Сериал заканчивался в 3 часа 30 минут. Сейчас только 3 часа 27 минут, а ты уже закруглился, – торжествующе сказал Римо. – Не досмотрел целых три минуты. Любой ребенок обладает, наверное, лучшим чувством времени. Три минуты – это много.
– Три минуты – не так уж много для того, кто всю свою жизнь посвятил глупостям, – сказал Чиун.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что ты забыл об этих торговцах-зазывалах. Это я не смотрю. Я не пользуюсь стиральным порошком.