В самые знойные недели на Борнео Вайнер и Сильвия часто уезжали на дачу в Кэмерон-Хайлендс, что в центральной части Малайского полуострова. Еще в начале века, желавшие играть на свежем воздухе в гольф англичане построили в непроходимых джунглях извилистую дорогу, которая вела вдоль пропастей, горных рек, оглушительных водопадов и поросших лесом скал с исполинскими папоротниками, открывая на каждом вираже бескрайние перспективы, затянутые голубой дымкой дальние горизонты и наконец, приводила на плато Танах-Рата - спокойную местность, где выращивали чай и перец. Отвратительные тюдоровские коттеджи и Смоук-Хаус-Инн казались посреди хвойных рощ неуместной опереточной декорацией. Бринчангская площадка для гольфа насчитывала восемнадцать лунок, вечерами там было свежо, почти холодно, и казалось, будто весь мир создан специально для подданных ее британского величества.
Сквозь заросли бесшумно крались группки негроидных аборигенов - загадочных оранг асли, задолго до малайцев заселивших полуостров. Сарбаканы у них на плечах, предназначенные для охоты на обезьян и белок, которыми питались туземцы, казались пародией на клюшки игроков в гольф. С утра до вечера в небе кружились вороны, после чего, как только туманы превращали всю округу в китайский эстамп, воздух оглашали заунывными криками козодои. Плантации гуаявы были испещрены белыми папильотками, защищавшими плоды от многочисленных насекомых: замаскированных под цветы богомолов, превращавшихся в водяные капли скарабеев и неожиданно оживавших зелено-бурых листочков...
Через большое окно на террасу Вайнер смотрел, как дочери отправляются играть в гольф: три юные мисс в юбках-брюках и белых пуловерах. Раздражительная амазонка Леонора. Нежная и благоухающая, как розовый бутон, Элизабет. И его любимица Вава, экстра-вавагантная Валерия, овсюжок, тра-вава на ветру.
Повернувшись на три четверти за столиком с изображением жасминовой гирлянды на столешнице, в наброшенном на плечи шарфе с золотыми пуговицами, грациозная Сильвия с густой, чуть седеющей шевелюрой заканчивала письмо.
— Хочешь сегодня выпить со мной чаю, Мип?
Она обернулась слегка удивленно, любезно и равнодушно.
— С удовольствием, дорогой.
С некоторых пор она стала собой гордиться. «У меня получилось, - думала она, - мне удалось разлюбить. Теперь все стало гораздо проще. Но насколько счастливее была я в своем горе!»
Вайнер часто говорил себе, что все можно начать сызнова... Ведь мы бываем такими добродетельными задним числом, когда уже слишком поздно. Ну и что? Это же было здорово, разве нет?.. Гммм... Так-то вот... «Возможно, Мип заслуживала чего-то другого, - думал он. - Кого-нибудь другого...» Затем он грустил, но без всякой глубины или тайного надрыва: просто беспокойство.
Теперь они беседовали осторожно. Словно два мудрых монарха, которыми им нравилось порой становиться, говорили даже о делах раджа. Понарошку, ради развлечения. Творить добро тоже бывает приятно, и когда в связи с кризисом зашла речь о репатриации тамильских рабочих, оставшихся в Сараваке после того, как перестали возделываться матангские плантации, взволнованный переселением этих людей, большинство из которых даже успели забыть родной язык, Вайнер позволил им остаться.
— Мне хотется, чтобы всем было хорошо.
Это было нелегко, тем более что внутреннюю политику раджа постиг целый ряд кризисов. Отчасти из-за постоянной чехарды с ответственностью, которую брали на себя то Вайнер, то Бертран, управление стало хаотичным. Решение о разделе власти влекло за собой ее распыление, а также непоследовательность, задержки и, главное, невероятную бумажную волокиту. Раздувание бюрократического аппарата вступило в открытый конфликт с местными адатами, который достиг кульминации во время восстания Асуна.