Выбрать главу

Директор вышел, открыл дверцу.

— Ну что, Дионисий, выходи… Домой приехали.

Из микроавтобуса вышел светлоокий Дениска с рюкзачком и с полиэтиленовым пакетом.

— Все вещи забрал? Ничего не забыл?

— Не-е.

— Андрей Федорович! — громко позвал Андрея директор.

Андрей вышел на крыльцо.

— Принимайте жителя! Мы с ним так и не определились, кем он будет вам приходиться, сыном или внуком.

— Это как… понимать?..

— Все нормально! — Директор, достал папку с документами. — Ваш вопрос, как говорят бюрократы, решен положительно. Осталось пару подписей поставить.

Мальчишка подошел к Андрею, шмыгнул носом:

— Здоров, батяня…

— Здоров, сына…

Поздоровались.

— Денис, — сказал директор. — Давай вещи и погуляй во дворе… А нам с твоим батей поговорить надо.

Дениска отдал Андрею свои вещи и пошел знакомиться с Валетом.

Андрей и директор вошли в хату.

— Позвонили сверху, — улыбнулся директор, — и сказали, что в нашей стране законы пишутся не для того, чтобы людям жизнь отравлять.

— А как узнали? — Андрей никак не мог в себя прийти.

— Только между нами. Я дал честное слово, которое сейчас подло нарушаю. Хорошая у вас племянница, Андрей Федорович. Поговорила со своим шефом… Я так думаю… Ну, а ее шеф вхож в самые высокие кабинеты. Дальше, как говорится, дело техники. И вот еще что… Только, Андрей Федорович, дайте слово: ни-ко-му… Даете?

— Даю.

— Как мне кажется, вам это надо обязательно знать. Галина Васильевна дала юридически оформленное обязательство, что если с вами, не приведи Господь, что-то случится, Дениса она заберет в свою семью. Тут уже органы опеки и руки подняли.

— Молодец, Галюня, — у Андрея покраснели глаза.

— Только, Андрей Федорович… Я вас прошу…

— Век воли не видать, — поклялся Андрей и провел себе по шее ладонью. — Давай медовухи тяпнем…

— Ну, а что? Повод есть…

Андрей откупорил одну из своих заветных бутылочек, налил, но выпить не успели.

На улице завыл Валет. Завыл тоскливо и протяжно, как по покойнику.

Андрей с директором переглянулись и вышли на крыльцо.

Дениска уже вошел в роль хозяина хутора и первое, что сделал, это выселил Валета из конуры, а сам занял его место.

Валет тоскливым воем жаловался на несправедливость.

— С ума сошел!— совсем неласково набросился на «увнученного» мальчика Андрей. — Сейчас же вылазь оттуда! Посмотри, что ты с курткой сделал! Денис! Ты у меня получишь!

Мальчик засмеялся, состроил рожицу и спрятался в глубине конуры.

Андрей стал выковыривать его оттуда.

Директор детского дома, со стаканом медовухи в руке, смеялся до слез.

Валет лаял.

Мишук вместе со Струком украшали елку возле дуба всем, что подвернулось под руку… Бутылки, пакеты, шарики.

За туманам нічога ня відна,

За туманам нічога ня відна,

Толькі відна дуба зелянога…

В предновогодний вечер в хате Андрея Ходаса было многолюдно.

С городской улицы Белые Росы кроме родных пришли все, кто помнил старого Ходаса.

Пришел даже директор детского дома, который привозил сюда увнученного Дениску.

Дениска сидел рядом с Андреем и наворачивал «сладину» — мед в сотах.

Портрет старого Ходаса был снят со стены, водружен на подоконник.

Перед ним горела церковная свеча в стограммовой рюмке с рисом, служившей подсвечником.

Пели, вспоминали. Андрей рассказывал:

— Они же друг без друга жить не могли… Помню, батька каждый день, ка-аждый день ковыляет с утра на шестой этаж. «Куда ты, батя?» — «Пойду гляну, может, уже, Бог дал, окочурился…»

Струк продолжил:

— Андрюха, а ты помнишь… На похоронах что Тимоха отчебучил… Дядьку Федоса хоронят, значит… Ну, там, кто плачет, кто просто так…

А Тимоха ходит и всем хвастается: «А ить я его пережил… Повышенное обязательство взял на себя, поднатужилси — и пережил». Ну, все… Гроб уже закрывать надо… Подошел Тимоха прощаться. Ка-а-ак заплачет! И говорит: «Гад ты, Федос! Такую подлянку мне устроил… Сам помер, а мне мучайси тут…» А сам пла-а-ачет! Ему: «С ума сошел! Так на покойника!» От гроба оттаскивают, а он: «Пустити! Я ему все скажу».

Все вспомнили, смеялись. Кто-то сказал:

— Давайте и Тимофея помянем… Хороший был мужик. Пускай лежит свято…

Налили. Не чокаясь, выпили.

Старый Ходас через церковную свечку с улыбкой смотрел с портрета на своих бывших односельчан.

А хто ж ета вядзерца дастане,

А хто ж ета вядзерца дастане,

Той са мною на рушнічок стане,

Той са мною на рушнічок стане.