— Я не взял...
— Ладно! Мы сейчас мою тещу малость раскулачим. Пошли, пошли...
Вошли в хату.
— Сейчас мы эту монашку уделаем...
Гастрит нырнул под вышитые рушники, которые прикрывали образа в углу.
— Господи! Прости и помилуй, — пробормотал он и достал откуда-то из-под иконы темную бутылку с полиэтиленовой пробкой. — Вот сейчас по стаканчику влупим и водичкой дольем... Пускай натирается!
— А что она натирает? — осторожно спросил Ходас.
— Поясницу вроде, а может, и еще что... Выдумывает себе болезни и лечится... Водку только переводит зазря! И вот же скажи, что получается! Женки наши помирают, а тещи живут!
— Ну и пускай живет себе на здоровье! — заметил Ходас. — Что тебе, жалко?
— Мне не жалко, — сказал Гастрит, рукавом вытирая бутылку от пыли. — Я просто удивляюсь... Любопытствую. Сейчас огурчиков принесу.
Ходас взял бутылку, посмотрел на свет.
— Не, — сказал он. — Ты как хочешь, а я не... Поясницу вон и змеиным ядом натирают... Может, всыпала туда волчьих ягод, и ойкнуть не успеешь...
— А ексель-моксель! — возмутился Гастрит. — Гляньте вы на него! Ровесник Суворова, а все помереть боится...
— Мне Сашку женить надо, — оправдался Ходас.
— На, смотри. — Г астрит взял кусок хлеба, зубами вырвал пробку из бутылки, плеснул из нее на хлеб, открыл окно. — Фи-фу! И бросил хлеб на улицу.
У хлеба оказалась собака Гастрита, вислоухий Валет.
— Валет, не трогай! — закричал Ходас. — Пошел вон!
Валет уже облизывался, благодарно глядя на хозяина.
— Сдохнет, — вынес приговор собаке Ходас.
Валет и не подумал сдыхать.
— Видишь! — торжественно сказал Гастрит. — Живехонек! Садись! А то она вот-вот нагрянуть должна...
Ходас вздохнул и присел к столу.
— Тебе сколько? — спросил Гастрит.
— Ты что? Краев не видишь?
По двору прошла теща Гастрита. Зашла в сарай.
На столе уже не было ни крошки. Перевернутые вверх дном стаканы стояли на подоконнике. Старики говорили за жизнь.
— И брось ерунду пороть! — надменно говорил Гастрит. — Уж кто-кто, а ты еще три войны переживешь! Это я — другое дело... Я нервный! Псих! А у психов всегда короткий век...
— Я тебе сказал, что помру, — значит помру! — убежденно говорил Ходас. — Всю жизнь жил без удобств... Мне не удобства надо, понимаешь... Трудности...
— Трудности я тебе буду создавать, — пообещал Гастрит. — Не бойся...
— Что это такое? — пожал худыми плечами Ходас. — Вода будет рядом, дров не надо, в огороде копаться тоже не надо... Подумать страшно! По малой нужде и то на улицу выходить не надо... Помру!
— Ну, давай поспорим! — предлагает Гастрит. — На всю пенсию! Если ты первый остынешь — я тебе, значит, до копейки... А если я... — Гастрит умолк, похлопал глазами, понял, что зарапортовался, махнул рукой: — Ай, брось ты, Федос...
В сенях стукнула дверь. Старики схватили газеты, стали рьяно «читать». Вошла старенькая теща Гастрита.
— Здоров, Федос...
— Здоров, Марья, — очень уж трезво сказал Ходас.
— Тимофей, — обратилась старуха к зятю. — Что это с нашим Валетом?
Гастрит многозначительно, с чертиками в маленьких глазах глянул на Ходаса.
— Ничего, — хмыкнул. — Это он жизни радуется... Жить будет на балконе.
— Сдох вроде... — тихо сказала старуха.
Гастрит уронил газету.
— Кы-кы... Как сдох? Уже?
Старики выскочили на крыльцо.
Бедный Валет лежал в пыли посреди улицы. Возле самой собачьей морды серая курица разгребала пыль.
— Мамочки мои, — чуть слышно пролепетал Гастрит.
— Убийца-а! — воскликнул Ходас, сбегая с крыльца.
Побежали по улице так, как, наверное, никогда не бегали и в молодости.
Старики выбежали на асфальт перед указателем «Белые Росы».
На шоссе к городу мчалась «скорая помощь». Гастрит сразу же шлепнулся на асфальт, вытянув одну руку поперек дороги, а другую поднял кверху. «Скорая» остановилась. Пока Гастрит поднимался, Ходас, хлопая себя по животу, что-то кричал в окошечко врачу. Потом старики быстренько влезли в машину. «Скорая» включила мигалку.
Андрей уже докрашивал забор, нетерпеливо поглядывая на улицу. Из дверей отделения милиции появился молоденький сержант.
— Это ты, что ли, у нас сидишь? — спросил он Андрея. — Заходи...
Андрей побледнел:
— Я... Я еще не кончил...
— Завтра докончишь. Давай...
— Ну, подождите немножко... — взмолился Андрей.
— Быстрее, мне некогда!
Не отрывая глаз от малолюдной улицы, Андрей пошел к двери, как на плаху.
Закрыв глаза, Васька резал польку на своей гармошке. Галюня танцевала вокруг него. Лихо выдав последний аккорд, Васька торопливо снял с плеча ремень.