— Та-ак, — вздохнул Андрей и спросил заинтересованно: — В кого кастрюля попала?
— В меня, — сказал Васька, держась за голову. — Во, психованная!
— А могла и утюгом, ваше сиятельство, — сказал Андрей Сашке.
— А ну, идите домой, — неожиданно трезво и жестко сказал Сашка, отстранил Андрея от двери и вошел в Веркину квартиру.
Буквально через секунду его рыжая физиономия показалась из-за двери и заговорщицки заявила:
— Все! Идите домой... — и спряталась.
Ходас прильнул к замочной скважине.
— Все как надо, хлопцы! Выгорит наше дело! Я чувствую, — зашептал он. — Это ж надо! Кастрюлей! — Показал большой палец: — Во баба! А свадьба будет, никуда она не денется!
И старик не ошибся. Вскоре в Белых Росах грянула свадьба. Под открытым небом. Перед новым домом. Между городским микрорайоном Белые Росы и пустой деревенькой с таким же названием.
Во главе стола сидели молодые. Счастливая Верка и Сашка без бороды.
Андрей с женой сидели поодаль.
Васька наяривал на гармошке.
Матруна прикладывала платочек к глазам.
Грустная сидела Маруся.
Старик Ходас держал Галюню на коленях.
Теща Гастрита кричала: «Горько!»
И закричал весь народ: «Горько! Горько!»
И поднялись Верка с Сашкой, и стыдливо и неумело поцеловались.
Петька, не пожелавший впустить в квартиру кошку, перекрывая свадебный шум, пел молодым:
Эх, дазволь, маці, удаву браці...
Эх, дазволь, маці-і-і...
— Какую вдову? Какую вдову? — возмутилась старуха. — Что ты плетешь?
— Петька, иди сядь, успокойся! — потребовала мать.
— Ну дайте же спеть молодым! — закричал оскорбленно Петька и, пьяно улыбнувшись, подмигнул жениху и невесте: — Сашка! Верка! Ах! Вот кота возьмите! Чтоб первый в дом вошел! Так надо! — И запел:
Эх, не дазволю ўдаву браці...
Эх, не дазволю-ю-ю...
Удаву браці-і-і,
Удава будзе чараваці...
И совал им кошку.
Аист сделал круг над пустым своим гнездом и опустился в него.
Над деревней висел багряный диск заходящего солнца.
На траве курили старики. Ходас рассказывал легенду:
— ...Тогда один из бояр и говорит: спалить надо это село! Потому как вороги нагрянут и будет нам от них предательство!
— А вороги-то какие тогда у нас были? — спросил кто-то.
— А бог их знает! — пожал плечами Ходас. — Их тут перебывало не дай боже!
— Немцы, конечно, — уверенно сказал Гастрит. — Кто же еще? А этот боярин — гад! Мы предателями — никогда!
— Вот... — продолжал Ходас. — Спалить, говорит, и никаких... Село-то на границе: они, говорит, ворогам дорогу к нашему княжеству показывать будут...
— Гад! — повторил Гастрит. — Мазепа какой-нибудь!..
— Помолчи ты! — одернули его.
— Князь подумал малость, а потом и говорит: нет! Меня эти люди не предадут... Потому, говорит, что в этом селе живут Белые Россы!
— Чего-о? Какие Россы?
Ходас улыбнулся снисходительно:
— Раньше-то всю нашу страну как звали?
— Ну, Россия... Дак а...
— Русь, — подсказал кто-то.
— Не Русь, а Рось, — поправил Ходас. — А людей звали россами.
— А-а-а... Вон как!
— Не деревню, значит, так прозвали, а людей... Предков, значит, наших белыми россами окрестили...
— А почему белыми? — запротестовал Гастрит. — Что, у нас тогда рыжих или лысых не было...
Ходас уточнил:
— Ну, белые — это значит чистые... Верные... Свои...
— Сам придумал! — категорически заявил Гастрит. — И князя приплел... Вон у нас луг широкий, а под осень на нем роса выпадает...
— И что? — спросил Ходас.
— И все! — заявил Гастрит. — Нечего историю искажать!
— Чудак ты, Тимоха! — грустно сказал Ходас.
— А я вот не верю!
— Ну и не верь на здоровье! Кто тебя заставляет?
— Кто заставляет? Ты заставляешь... Набрался и плетешь черт-те что... Стали поругиваться.
А народ плясал от души.
И наступила тихая ночь. Перед домом горели фонари. Большая белая луна сияла над городом и деревней.
Сидели на улице за столом отец с сыном. Блестела луна на чарках и пустых бутылках. Дремала гармошка на табуретке.
Подошел Гастрит, устало опустился на скамейку, а на стол поставил тарелку с остатками свадебного пиршества.
— Себе, что ли, набрал? — удивленно спросил Ходас.
— Тебе! — задиристо-пьяно выпалил Гастрит. — Валету! Слышишь, воет...