Официально IRO исключала власовцев и других нацистских пособников, воевавших на стороне немцев, из перечня лиц, которым предоставлялся статус перемещенных лиц, на деле же она не слишком усердствовала в соблюдении собственных правил. Власовцы, бойцы Русского корпуса и казаки, оказавшиеся «чересчур гордыми», чтобы скрывать свои подлинные биографии, отправлялись под Зальцбург в специальные лагеря IRO для «беженцев, которых IRO не берет под свою защиту» (иными словами, для беженцев, которые не могут претендовать на переселение под эгидой IRO). Двадцатисемилетний Юрий Доманский, бывший военнослужащий Русского корпуса, находился в таком лагере до начала 1950-х годов, и будущее его оставалось неясным. Периодические проверки в обычных лагерях ди-пи приводили к тому, что некоторых лишали статуса перемещенных лиц на том основании, что они не имели на него права, – например, если обнаруживались доказательства, что в действительности они воевали на стороне немцев. В 1947 году чиновники из IRO перевели Ивана Богута из лагеря ди-пи, где он ранее находился, в один из таких лагерей для беженцев без статуса перемещенных лиц, а вместе с ним, по его утверждению, перевели еще около 30 тысяч мужчин. Единственным выходом для них стала работа на бельгийских рудниках[122].
За кулисами в IRO возрастали симпатии к белым русским-антикоммунистам, причем они распространялись и на тех, кто сражался под немецким командованием в годы войны[123]. Однако вставал сложный вопрос: может ли IRO предлагать переселение этим белым русским и в то же время не саморазоблачиться в поддержке коллаборационистов, вопреки своим собственным правилам? Поначалу верхушка IRO убеждала своих сотрудников, занимавшихся изучением личных дел беженцев, проявлять в отдельных случаях больше мягкости, но в конце концов она просто решила пойти на обман и тайно платила другим организациям, чтобы те занимались переселением белых русских[124]. В 1952 году Дональд Кингсли, генеральный директор IRO, обосновал эти действия высокоморальными соображениями, назвав их «либерализацией» политики, больше соответствовавшей расширенному определению беженцев, которое постепенно сложилось в течение нескольких предыдущих лет (точнее говоря, оформилось за время холодной войны, когда антикоммунизм встал во главу угла)[125].
Довольно многие из тех, в чьих интересах проводилась эта политика либерализации IRO, оказались в итоге в Австралии. Юрий Доманский, томившийся в лагере для «неподходящих» кандидатов, в апреле 1951 года неожиданно получил удостоверение перемещенного лица и разрешение на переселение, а вместе с ним и его друзья Багенские. Иван Богут, проработавший два года на бельгийских рудниках, в 1949 году возвратился в Германию, а в начале 1950 года ему удалось попасть в списки перемещенных лиц и выехать в Австралию. Среди других иммигрантов, прибывших в том же году, были и группы из Мёнхегофа, в том числе Юрий Амосов и Константин и Ирина Халафовы[126].
Жизнь перемещенных лиц в лагерях была довольно благоустроенной: их обеспечивали едой, необходимой одеждой, жильем, нередко там процветала общественная и культурная жизнь; оборотными же сторонами были скука и неопределенные перспективы. Некоторым ди-пи позволял выжить черный рынок, у многих женщин, замужних или одиноких, стали рождаться дети. Молодежь училась в старших классах школы или университетах: Георгий Марфутенко ходил в немецкую гимназию, а латыш Андрис Бичевскис изучал инженерное дело в Ганноверском университете. Алексей Кисляков, в годы войны работавший на немцев переводчиком, после войны нашел похожую работу у американцев. Евгений Шевелев, русский уроженец Казахстана, выдавший себя за поляка, тоже нашел работу у американских военных[127]. Мало кто из молодых ди-пи не женился в лагерях (де-юре или де-факто) – как правило, на таких же обитательницах лагерей, но бывало, и на немках (как, например, Сигизмунд Дичбалис). Женщины автоматически получали национальность мужей: так, Ольга Янович из Киева стала полькой (Нойман), Наталия Кащенко с Северного Кавказа – сербкой (Баич), а Лидия Янковская – чешкой (Мокрас)[128].
122
Ю. Доманский. Из Австрии в Австралию //
123
См. переписку 1950 г. между сотрудниками IRO, Толстовского фонда и британским МИД в: NAUK: FO 371/87432 и FO 1020/2507.
125
AN: AJ/43/193, письмо Кингсли в МИД Британии и других стран о сворачивании деятельности IRO, 25 февраля 1952 г.
127
ГА РФ. Ф. 9526. Оп. 6s. Д. 888. Л. 143–145 (Марфутенко); Sheila Fitzpatrick.