«Конечно, это очень интересно, — сказали ему вежливо. — Но построить такой дом невозможно». — «Почему невозможно? — закричал он в запальчивости. — Я докажу вам!» Они спорили долго, и чем дольше, тем яростнее, но ничего не доказали друг другу. А ночью человек опять ощутил боль в сердце, и боль эта была так сильна, что утром он пошел к доктору. Доктор выслушал его и сказал: «Ваше сердце не выносит перегрузок. Вам нельзя волноваться. Иначе это может плохо кончиться». — «Но я не могу не волноваться! Как же мне быть, доктор?» Доктор задумался. «Мы сделаем вам операцию, — наконец сказал он. — У вас будет электронное сердце. Точнее, сердце останется ваше, мы поставим только электронную приставку — реле-предохранитель. Простой и надежный. Гарантийный срок работы — сто лет».
И человеку сделали операцию. Через месяц он вышел из больницы. И пока он ехал из больницы домой, с ним случилось маленькое происшествие. Дело в том, что он забыл купить в трамвае билет. Просто он уже отвык ездить в трамваях и слишком радовался тому, что опять здоров, — так что его рассеянность была простительна. Но тут, на его беду, появилась женщина-контролер. Это была грубая женщина, и она сразу стала кричать на него: мол, знаем таких, на вид приличные, а норовят три копейки сэкономить! И человек сразу почувствовал, как забилось у него сердце от обиды, как кровь приливает к голове, но тут же в груди у него раздался слабый щелчок, и сердце стало успокаиваться. «Стоит ли расстраиваться из-за пустяков», — подумал он. Раньше бы грубость этой женщины вывела его из себя на целый день, а теперь он спокойно уплатил штраф и поехал дальше. Он ехал и не мог нарадоваться на свое новое сердце. И на другой день, и на третий, и на четвертый сердце не подводило своего хозяина.
А на пятый день утром, когда он работал в мастерской, к нему пришла любимая девушка. «Я не могу без тебя, — сказала она. — Я люблю тебя». Сколько раз мечтал он услышать эти слова, сколько раз мечтал о том, чтобы она вернулась. И теперь сердце его замерло от счастья. Но уже через секунду безразличие охватило его. Ни любви, ни счастья не чувствовал он. И когда девушка увидела, как спокойно его лицо, она повернулась и плача ушла прочь.
А вскоре его пригласили на высший архитектурный совет. Как давно он готовился к этой минуте! Как жаждал он кинуться в спор со своими противниками! Замирая от волнения и надежды, пошел он к трибуне, и в тот же момент ухо его уловило знакомый едва слышный щелчок…
Говорил он вяло, равнодушно, проект его был отвергнут. Друзья его удивлялись, а он думал: «Стоит ли волноваться, здоровье дороже. Ну, не прошел этот — пройдет другой, какая разница…»
Он вернулся к себе в мастерскую и долго сидел там в одиночестве, еще не зная, плакать ему или радоваться.
Так и потекла его жизнь. Он работал, придумывал новые дома, и не особенно огорчался, если их отвергали, и не особенно радовался, если их хвалили.
Но однажды он получил письмо. В письме сообщалось, что тяжело болен его друг. Это был его лучший друг, с которым они учились еще в школе. И пока он читал письмо, сердце его сжималось от тревоги. Но уже в следующее мгновение он почувствовал, как равнодушие овладевает им. «Что понапрасну терзаться, — успокаивал он себя. — Я все равно ничем не смогу помочь…»
Он лег спать, а ночью проснулся и лежал с открытыми глазами и думал: «Что же со мной происходит? Разве можно так жить?»
И тогда утром он пришел к доктору и сказал: «Возьмите обратно ваше электронное сердце. И пусть у меня будет обыкновенное человеческое сердце, которое болит от горя и ликует от радости, сжимается от страданий и замирает от гнева, — другого мне не нужно». И доктор пожал плечами и ответил: „Пусть будет по-вашему“».
«…Вчера был на встрече ветеранов дивизии народного ополчения. Видел там Петра Леонидовича, вместе повспоминали те дни. Хоть и трудное было время, страшное, а дорого оно мне. В душе след остался навсегда.
И вообще — спроси меня сейчас кто-нибудь, хотел бы я прожить жизнь по-другому, жалею ли я о чем-нибудь в своей жизни, — и я бы сказал: «Нет». Наверно, мог бы я больше сделать, чем сделал, и большему научиться, чем научился, но все-таки я ответил бы именно так: «Нет, не жалею». И не покривил бы душой. Что это? Может быть, стариковская размягченность, умиротворенность?.. Нет, думаю, что нет.
Я оглядываюсь назад и вижу, что мне дорога жизнь со всеми ее противоречиями и сложностями, бедами и радостями — может быть, она и могла бы быть лучше, счастливей, но тогда это была бы уже иная, не моя жизнь. А так, что ж… Даже самые нелегкие для меня дни, когда я практически был почти отстранен от работы, дали мне многое — и для того, чтобы понять окружающих меня людей, и для того, чтобы понять самого себя. Они не прошли даром».