— Да не важно кто я. Дай-ка лучше сюда Веника своего.
— Алё.
— Хули «алё», бля. На вон послушай лучше. Слышишь ребенок плачет?
— Вы чего с ним сделали?
— Ничего пока не сделали — вот он тут у меня сидит, Степашка твой трехлетний. И девка твоя стремная рядом — мы в гости зайти решили. Я вот думаю — тебе его голову прислать или с пальчиков начнем? Маленькие такие и прикольные. Ты не бойся, он плакать не будет скоро. Совсем не будет.
— Сукаааа!!! — Веник нанес несколько ударов Фонарику. — Из-за тебя и твоей папки, пидор все началось.
Между Веником и Фонариком завязалась безобразная драка.
«Второй» бросил трубку, и набрал «Первого». Он стоял в тонированной «двенащ-ке» возле дома, где собрались противники.
— Во, братан, послушай. Щас цирк будет. Побежали-побежали-побежали!
— Да я знаю. Только что с этим дебилом перетер.
По двору неслись Веник, Фонарик с разбитым еблом, и Арсений. Опять зазвонил телефон у Арсения:
— Ты чо-то меня расстраиваешь. Вон трубку бросил — а у меня человек не знает, мимо которого вы бежите, стрелять в вас или нет.
Арсений отстал, сделав вид что запнулся.
— Слушай, что я могу для вас сделать?
— Во, базар по сути. Вали оттуда и через полчаса стой на углу у пиццерии.
Тем же вечером за столом сидели наши герои и Арсений. Последний совершенно разочаровался в своих друзьях, и идее войны без правил. Побледневший от ужаса, глядя в лицо «Первому», он был готов на все что угодно ради того, чтобы выжить.
Рассказ Арсения о бригаде немало позабавил троицу. Оказалось, что у Веника это уже вторая бригада под его руководством, поскольку первую посадили где-то в 2007-м. Свою карьеру он начинал с тем самым редкостным гондоном Медведем, которого сход-няк приговорил к смерти за беспредельное убийство своего же. С Медведем его роднило еще одно обстоятельство — удивительное дело, но Веник был не только «красным», но и вполне гордился обстоятельствами своей замусоренности, и по разным поводам перетаскал в милицию к своим друзьям едва ли не весь собственный состав. Также на этом поприще весьма отличился и Фонарик, стучавший на своих друзей с Веником наперегонки.
Это и было секретом того, почему в бригаде никто не знал авторитетов, на которых сослался «Первый». И А., и Виктор, и прочие бы попросту завалили этих деятелей — и в принципе не могли иметь с ними ничего общего.
Арсения больше всего бесило то, что коллектив вообще не занимался профильной деятельностью — то есть не акционировал. Веник распускал страшные слухи о своих деяниях и приписывал себе сотни белых шнурков. но вот его соратники не видели за всю карьеру ни одной приличной драки, а два или три эпизода когда забивали всерьез были совершенно омерзительны, и касались дворников и рабочих со стройки. Единственный достоверный случай «акции» с результатом с участием Веника закончился тем, что соратника, который собственно и бил ножом, в последствие посадили — кто его сдал, все догадались сразу же. Лично Арсений с ними ничего делать не рисковал именно по этой причине — хотя очень хотелось, да и единственный из них он в общем не ссал прямого действия.
А последней каплей в разладе Арсения с Фонариком и Веником стала всплывшая наружу история гомосексуальной связи обоих арийских воинов, произошедшая во время пьянки. Этот факт не выплыл бы, если бы одна из присутствовавших там блядей не рассказала о том лучшей подруге. История дополнила давние слухи о том, что в армии Веник постоянно ебался в жопу в пассивной роли. Лично Арсений предъявлять это Венику опасался — как и все в той компании, где Веник годился за лидера и бригадира. Но и идти на смертный бой за педерастов с группой «Первого» не желал — а чем пахнет эта история он понял очень хорошо.
— Во, дела. Бригада — два пидора, три гада! — проржавшись, прокомментировал ситуацию «Третий».
— Поздравляю, дорогие друзья. Нам объявили войну без правил педерасты! — резюмировал «Второй».
— Брат, я тебя не понимаю — Второй закурил. — Какой был смысл столько ловить вени-ковскую блядину с детенышем, сутки пасти и попадать в квадрат, для того чтобы потом просто их отпустить? Дальше что — снова ловить их будем? Давай их ебнем! — «Второй» любил убивать детей. Это нисколько не радовало технически — но он давно привык делать свои слабости сильными сторонами, и делал все, для того чтобы внушать страх даже самым матерым убийцам. Отчуждению вокруг своей персоны он с годами начал даже радоваться, и находил в брезгливом ужасе окружающих какое-то особое удовольствие.
— Неее. Не будем. Теперь крысы сами сожрут друг друга. — «Первый» мечтательно улыбнулся.