– Да, да. Проходи. – Сыкрин показал рукой на свою комнату, приглашая мужчину внутрь. – Присаживайся, Драз Кантриер.
– Благодарю. – Кантриер спешным шагом прошел и опустился на одно из кресел.
Комната была более чем, аскетичной. Ничего лишнего. Три, колоссальных размеров, фолианта украшали поверхность стола, на котором стояло несколько угасших свечей. Помещение было залито теплым светом электрических ламп, хоть немного смягчающим холодный тон атмосферы, наполнившей комнату. Космодесантник повернулся, после того как нажал на кнопку, отчего дверь зашипела, приводя в действие механизмы, оставляющие Кантриера наедине со своим кошмаром.
– Я не буду играть с тобой в игры, Кантриер. – заговорил, присаживаясь напротив, Сыкрин. – Я хочу удивить моих боевых братьев. Прочитав твое личное дело, я узнал, что ты был музыкантом и играл на лютне и барабанах до призыва на должность летописца. И, как я увидел вчера, за должность ты особо не держишься.
– Лорд капеллан, вы же понимаете. Корабль огромен, люди просто теряются. Я не хотел и, не буду врать, не буду хотеть этим заниматься. Моя жизнь в один момент свернула с пути эстетики музыканта на улицах улья, и я оказался здесь.
– Я не могу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Даже под страхом смерти. Только не в этом случае. Поэтому ответь мне, летописец Драз Кантриер, – из-за недолгой паузы, комната наполнилась тишиной, такой же мертвой и холодной, как вакуум, окружающий «Длань Шторма». – хотел бы ты вернуться к ремеслу и наполнить мелодиями и напевами вокс-пространство 4-й роты?
Зрачки, бывшего когда-то неплохим музыкантом человека, застыли, оставив Сыкрина наедине с угасающим эхо его предложения. Все жизненные процессы Кантриера, как казалось ему самому, остановились, но звук биения сердца говорил о другом.
– Пр… Простите, что? – воскликнул человек, едва не подпрыгнув со стула.
– Сядь. – приказал капеллан. – Я повторю в последний раз, человек. Иначе, ты потеряешься так, что при всем желании тебя не сможет найти даже свита Грозовых Пророков Великого Хана. Хотел бы ты вернуться к ремеслу и наполнить мелодиями и напевами вокс-пространство 4-й роты, братства Буревестников?
Глаза летописца налились счастьем, отчего он едва сдержал свой крик. Вернуться к делу всей жизни. Это не то, на что он рассчитывал, вступая на борт линкора Белых Шрамов.
– Да! Да, да, и еще раз, да! Сэр, господин Сыкрин! Это было бы для меня величайшей честью.
Лицо капеллана изменилось с сурового на спокойное, и даже дружелюбное.
– Всё, довольно. Не заставляй меня сожалеть о своем решении. – попытался успокоить пыл своего собеседника.
– Да, конечно. Я, – Кантриер начал тяжело дышать от возбуждения. – прошу прощения, господин.
– Давай обсудим то, как мы это устроим. Нам нужно успеть до высадки в системе Чондакс. Я уже разобрался с бумагами и теперь ты назначен моим личным летописцем. Хронистом, если точнее. У тебя будет доступ к моему вокс-каналу, а благодаря манипуляциям, которым я поспособствовал в блоке связи нашей роты, твоя музыка будет транслироваться по отдельному вокс каналу всем моим сотоварищам. Вставай, – то, с какой скоростью новоиспеченный музыкант поднялся со стула, было похоже на псайкерское вмешательство, хоть Сыкрин им и не обладал. – Тебя нужно подготовить. Пойдем.
– Естественно, конечно. – вымолвил с энтузиазмом летописец, выходя из комнаты.
Хитросплетения коридоров, похожих на лабиринт для непосвященного человека, наполнились стуком шагов четырех конечностей. Для того чтобы угнаться за капелланом, Кантриеру понадобилось ускорить шаг настолько, что ходьба стала больше напоминать неспешный бег. В то же время, Сыкрин шел так же размеренно и спокойно, как и всегда. В каждом шаге, каждом движении мышц, чувствовалась скрытая опасность, готовая в любой момент выплеснуться наружу, будто неожиданная орбитальная бомбардировка, накрывающая врагов Империума. Находиться рядом с космодесантником, теперь уже в роли летописца, для Кантриера было выше всех возможных желаний, но степень его восхищения соревновалась с его страхом быть размозженным о металлический пол после малейшей ошибки. Сыкрин всегда пытался быть как можно более дружественным по отношению к людям, как его братья из легиона чернокожих Драконов, но рядом с ним люди все равно чувствовали себя неловко и опасливо. Проходя очередную развилку, Белый Шрам повернулся к музыканту.
– Я чувствую, что ты хочешь что-то сказать или спросить, Драз Кантриер. Не будь скован. Теперь мы с тобой связаны. – попытавшись развеять напряжение, обратился к летописцу Сыкрин.
– Я заранее прошу прощения, господин, но… – Кантриер замялся и сглотнул, собирая всё мужество, которое у него было и когда-либо будет, для вопроса, интересующего его с начала службы. – Как вы стали капелланом? Единственным, на данный момент, во всем легионе.
– Ха-ха-ха-ха-ха! – Сыкрин засмеялся, сказав что-то на чогорийском диалекте, которому его научил Джогатен. – Неужто это все, что тебя беспокоит? Хорошо. Это не настолько длинная история, так что, думаю, ты узнаешь все подробности к моменту, когда мы будем уже у блока связи.
«Я не помню подробностей детства, но помню те чувства, которые испытывал и хотел бы испытывать каждый день. Я хотел помогать своим друзьям и близким. Я уверен, ты понимаешь, кто такие космодесантники. Все твердят, что мы спасители человечества, освободители людей от ига ксеносов или тиранов. И это так. Но, в первую очередь, мы убийцы и завоеватели. Каждая “спасенная” нами планета — это остров мира, омытый кровью нечестивых и горделивых отступников. Я принял это ремесло и полюбил. Из меня сделали совершенное живое оружие. Инкарнация воли Императора в человеческом обличье, готовая на всё ради своего хозяина. Но этого мне было мало.
После пары совместных операций с Сынами Сангвиния в системе Катфижер, я удивился их организации. Они были похожи на жертв кровожадности. Страдания, которые я видел на лицах своих боевых братьев отпечатались в моей памяти, словно след от болтерного снаряда на броне.
Скажи мне, знаешь ли ты, что любит оружие? Будь то болтер или меч, копье или молот. Всякое оружие любит близость и уход. Болтер, который не чистят, может заклинить в любой момент, или того хуже — взорваться. Не заточенный меч не способен ни на что большее, чем разрывание плоти, но не рассечение. Тупым мечом ты не способен вершить те же дела, что и острым. В конце концов, в какой-то момент, такие меч или болтер ломаются. И тогда их утилизируют.
Но, благодаря своим капелланам, эти “неисправные орудия” превращались из олицетворения неостановимой жажды убийств в моих братьев, благороднейших крестоносцев Империума.
Когда я узрел то, что творят капелланы со своими товарищами, я понял, чего мне не хватало во время моей службы. Я хотел того же, хотел спасать напрямую, здесь и сейчас, лицезреть успех спасений. Поэтому после некоторых месяцев подготовки, а также заручившись поддержкой капитана моей роты, я смог уговорить Великого Хана отпустить меня на обучение к Кровавым Ангелам. Они приняли меня с распростертой душой и начали заниматься моим просвещением.
Это было так ново, спустя столько лет после выковывания из маленького терранского мальчика инструмента священной войны. Я тренировался всегда, каждую вольную минуту, пока мышцы не начинали пылать, будто ксенос, вставший на пути пирокластов Сынов Вулкана. Но это было лишь повторение уже заученных движений. То каким умениям меня обучали Ангелы, стало обновлением системы моего восприятия. Изучая литературу, я осознал, как страдают мои братья. Я научился помогать им.
Когда ты получаешь боевое ранение, ты отправляешься к апотекариям. Когда твой разум подвергается атаке, тобой занимаются грозовые пророки. Но что делать, если это не физический недуг, а твой разум атакуют не извне, а изнутри? Эта сумеречная зона стала моим полем боя. Если мои братья сомневаются в чем-то, или их беспокоят душевные страдания, они приходят ко мне. Через меня они говорят с Императором и их… слышат.
Спустя три года путешествий с Ангелами Смерти, я стал достоин носить звание капеллана с гордостью, не боясь опозорить имена своих товарищей по ремеслу, Лемартеса и Асмодея, Ксавьера и Эреба, и вернулся в лоно родного легиона, к Кагану и своим кровным братьям.