Письма сюда приходят и необычные. Вчера в столовой механик Иван Романов с гордостью показал мне письмо от жены – семь школьных тетрадей в клетку. «Представляешь, каждый день по странице, будто со мной разговаривала. Начала писать в июне». Но рекорд Антарктиды, кажется, держит Игорь Зотиков, гляциолог. Он в одну из зимовок получил от жены сразу восемьдесят четыре письма…
Каждое утро в 7 часов 30 минут нас будит бодрая музыка. Вслед за этим диктор читает фамилии тех, кому есть радиограммы. В эти минуты в каютах мертвая тишина. Приподняв с подушек головы, все слушают, бояться пропустить слово. Кому есть – бодро бегут. Кому нет – тянут одеяло до подбородка: еще десять минут «покемарить». Бывали дни: метель такая, что в столовую за сто метров не решались идти. А за радиограммой – шли.
Тут, в Антарктиде, острее, лучше понимают, что является истинной ценностью в человеческой жизни. Тут ценят мужскую дружбу, умение и веселье. Но самое дорогое для человека – слово привета из дома. Человек не может один, человек должен знать: его ждут, его помнят.
У Алексея Федоровича Трешникова праздник. Радисты принесли кучу поздравительных телеграмм. Ученому присвоена степень доктора географических наук. Приятно видеть человека счастливым. Вид у Трешникова сейчас совсем не докторский. Драная куртка (новую кожаную подарил кому-то как сувенир), на ногах боты «прощай, молодость». Лицо от ветра и солнца красное. Он смазал лицо вазелином и стал похож на индейца. Это совсем не тот человек в черном костюме, которого я встретил перед отлетом у антарктической карты. Тут он одет по-домашнему и чувствует себя как дома на этих льдах.
Вся жизнь во льдах. Мальчишкой пошел на завод. Потом рабфак, институт. Экспедиции одна за другой. Природа наградила его смелостью, здоровьем, могучим телосложением и пытливостью землепроходца. У него сейчас десятки трудов и популярных «ледовых книг». Последняя – «История открытия и исследования Антарктиды» – только что вышла. Я получил от автора экземпляр тут, в Антарктиде, с надписью, со всеми традиционными печатями и штемпелями. Но книгу кто-то взял «на денек». И она ходит теперь по домикам – любопытно в Антарктиде читать историю Антарктиды.
О самом авторе можно написать книгу. Он, как говорят, знает, что «земля круглая». Был начальником станции «Северный полюс-3». Руководил Второй Советской антарктической экспедицией. Прокладывал путь к Южному геомагнитному полюсу – тысяча пятьсот километров на тракторах! Поднимал флаг над Полюсом холода. Купался в ледяной воде Арктики и попадал в ледяные трещины Антарктиды. Трешников представляет нашу науку на конференциях за рубежом. Носит Звезду Героя.
Выбираю минуту, когда в снежном штабе стихает сутолока, расстилаю на столе карту.
– Алексей Федорович, расскажите об этих флажках.
Трешников кидает в угол жестянку из-под лимонного сока.
– Хорошо… Это обсерватория Мирный, наша «столица» в Антарктиде. Полярный круг проходит вот здесь. В седьмом доме живете? Ну, тогда смело называйте себя полярником. В этом году в «столице» живет восемьдесят девять человек: ученые, трактористы, повара, плотники, механики, завхоз…
Если к какому-нибудь юбилею этой «столицы» наши потомки воздвигнут памятник ее основателю, на коне будет сидеть Михаил Михайлович Сомов. Он в 1956 году забивал тут первые гвозди.
Поставлен Мирный на камни, но, как видите, все под снегом. Приходится думать: быть «столице» или не быть.
Всего нашего населения в Антарктиде – сто двадцать три человека, включая двух немцев и двух чехословацких ученых. Значит, тридцать пять человек зимовали в «провинции». Вот она, «провинция». Это флажок станции Комсомольская. До нее из Мирного восемьсот семьдесят километров. Живут сейчас там три человека. Время от времени «столица» снаряжает туда самолеты. На парашютах бросают продукты, горючее, снаряжение…
А этот флажок – самая суровая точка во всей Антарктиде, самая суровая на Земле. Полюс холода. Сюда уже и самолетам нелегко долетать. Тяжелое снаряжение доставляется тракторами. Каждый поход к Востоку – жестокое испытание. Сегодня как раз пришла радиограмма: «Мотор починили, движемся дальше». По пути идут наблюдения: температура, промеры льда, геомагнитные измерения. Такой же поезд пять лет назад прошел и к самой недоступной точке материка. Вот красный пунктир перехода.
На запад от Мирного, по берегу Антарктиды, еще два красных флажка. Станция Молодежная в двух тысячах километров. И Новолазаревская – в трех тысячах.
Четыре года назад мир облетела сенсация: на Новолазаревской молодой врач Леонид Рогозов сам сделал себе операцию аппендицита. Случай этот записан в книгу истории медицины…
Закончив пояснения к карте, доктор Трешников снял свою драную куртку и, засучив у свитера рукава, садится обсуждать с начальником экспедиции полет «по епархии». Начальство время от времени обязано выезжать из «столицы». Восток, Молодежная, Новолазаревская – десять тысяч километров на маленьких самолетах…
Житье-бытье
Я живу в седьмом доме поселка. Ночью, когда вся жизнь уходит под снег, находишь дом по красному маячку. Ночью с материка к берегу дует ветер под названием «сток». Сильный ветер. Свистит в антеннах, гонит поземку. Скорее, скорее к своему огоньку.
В снегу люк. Потом мокрая деревянная лестница, характерный подземный запах жилья. Еще лестница. Ощупью находишь дорогу по коридору. Темнота провожает тебя двумя зелеными огоньками. Это проснулась собака. Она сонно рычит и закрывает глаза – досматривать сны.
Со всех сторон храп. Храпят механики, штурманы, радисты, первые и вторые пилоты. Храпят в темноте два Героя Советского Союза. Как можно осторожнее налегаю на дверь. Скрипит, проклятая… Кто-то в темноте начинает ерзать на пружинном матрасе. На Большой земле столь позднее возвращение объяснять было бы трудно. Но тут кроме как дело, ничто не может задержать человека. Снимаю промокшие сапоги, куртку и ныряю под одеяло.
У порога неясным квадратом синеет оконце. К нему сквозь толщу снега проделана шахта для вентиляции. Но свежий снег все время забивает узенький ход. Утром поднимаешься с головной болью – кислородное голодание. Засыпаешь под частые удары водяных капель: кап, кап… Весна. О ее победах над снегом можно судить по нашей посуде. Сначала на полу стояла бутылка из-под шампанского. В нее остроумно додумались проводить на веревочке с потолка воду. Потом появилась кастрюля. Потом поставили таз. Теперь стоит хорошая бочка. И уже не капли, а ручеек струится с потолка по веревке. Шестиметровая толща снега все настойчивей давит на крышу. Оклеенный бумагой потолок зловеще потрескивает.
В доме шесть комнат. Мы в своей живем вчетвером. Пилоты: Ступишин Михаил Протасович, Ляхович Игорь Владимирович, я и… Наташа. Совсем молодая девушка. Стояла она на пляже, щурясь от солнца, волосы поправляла. Снял репортер ее в эту минуту, поместил на обложку журнала. Увидели журнал ребята из Третьей антарктической экспедиции. Пересняли. Увеличили до полного роста, вырезали, наклеили на картон. Как живая стоит.
Еще в комнате висят картины «Рожь» и «Последний день Помпеи». Около моей кровати стоит старинный шкаф. На Большой земле он вышел из моды, наверно, еще во времена экспедиции Беллинсгаузена. Выбросить жалко – решили в Антарктиду отправить. Прежние жильцы в этом шкафу-комоде оставили веселые надписи, колоду карт, два лотерейных билета, сломанную логарифмическую линейку, портрет Лолиты Торрес, план города Ленинграда, шесть перьев из хвоста пингвина, учебник английского языка и мелкие железки от самолета. На шкафу есть инвентарный номер. Одна экспедиция сдает другой экспедиции все по порядку – электронные установки, самолеты, конфеты «Мишка», одежду, тарелки, банные веники, вездеходы, шары-зонды, свиней, полетные карты, гвозди, апельсиновый сок и многое другое – учет есть учет! Даже Антарктида не обходится без бухгалтера. Бухгалтер живет в домике по соседству. Носил усы и бородку – точь-в-точь ровесник Плеханова. А сбрил бороду – Наташе в женихи годен.