Будучи причастной к закрытой работе, она считала, что союз, чтобы остаться чистым и независимым, должен использовать для переброски людей и литературы в СССР только каналы РОВСа и ни в коем случае не связываться с иностранными разведками.
Между тем состоялся суд, который присудил к тюремному заключению на два года Линицкого, а его товарищей, проникших в квартиру, — на шесть месяцев. Кемеровскому было предложено немедленно покинуть пределы Югославии.
Открытый разрыв союза с РОВСом вызвал бурю во всех концах русского рассеянии. Союз лишился права пользоваться «Фондом спасения родины» и оказался в весьма стесненных обстоятельствах. Совет союза решил создать свой собственный фонд. Но это мероприятие не увенчалось успехом. Деньги поступали медленно и в мизерных количествах. К тому же отказали в постоянной субсидии и некоторые частные жертвователи. Редакция газеты оказалась накануне банкротства. Под угрозой был выпуск даже ближайшего номера. А это была уже катастрофа.
Вожаков НТСНП лихорадило. Нужны были деньги. Белградский центр, где было сосредоточено руководство организаций, стал искать связи с иностранными разведками или их генеральными штабами.
На закинутые удочки первыми клюнули японцы.
Тем временем в РОВСе разразился новый скандал. При таинственных обстоятельствах исчез после Кутепова генерал Миллер.
Об исчезновении Кутепова и Миллера возникло немало версий. Самая, пожалуй, правдоподобная сводилась к следующему. Вожаки РОВСа не хотели, да и не могли, работая в тесном контакте с Интеллидженс сервис, Сюрте-2 и прочими разведками большой и малой Антанты, близко связываться с бывшим врагом России — немецкой разведкой. А гестапо и абвер делали все возможное, чтобы посадить во главе РОВСа своего ставленника генерала Скоблина, тем более что в Болгарии Клавдий Фосс, руководитель «Внутренней линии» (разведки и контрразведки), лично готовивший и перебрасывавший диверсантов, шпионов и террористов в СССР, был их агентом.
Предысторией к исчезновению генералов являлось дело о выемке документов из архива генерального штаба Германии. Сфабрикованные по поручению Гейдриха Скоблиным (правой рукой Кутепова, а потом Миллера) и полковником Шпейделем (в то время военным агентом Германии в Париже) «с целью дискредитации известных военных деятелей враждебной страны», они были подсунуты самим Гейдрихом в сейф генштаба рейха. А вслед за тем «похищены» известным медвежатником по кличке Аристократ и переданы, верней проданы, некой иностранной разведке, которая, в свою очередь, перепродала их дальше. В этом деле принимал деятельное участие в то время восходящая звезда разведки Скорцени.
Гейдрих и Шпейдель рассчитывали, что все сойдет гладко, и ошиблись... Скоблин спасся только благодаря нерасторопности дежурного генерала. Генерал Миллер после исчезновения своего предшественника генерала Кутепова понимал, что его может постичь та же участь, и потому ходил в сопровождении охраны, а когда отправлялся на конспиративные встречи один, то оставлял записку в запечатанном конверте, этот конверт дежурный генерал обязан был вскрыть и предпринять соответствующие меры по прошествии указанного часа. Но все-таки Миллер исчез, а генерал Скоблин, ближайший сотрудник Кутепова и Миллера, благодаря растерянности дежурного генерала ускользнул из рук ровсовцев, французской полиции, правда, не успев даже предупредить жену, известную певицу Плевицкую, тут же арестованную и осужденную на пятнадцать лет тюрьмы.
Исчезновение двух белогвардейских генералов взволновало русскую эмиграцию, НТСНП ударило в барабаны. Французский отдел на открытом собрании обвинил руководство РОВСа в покровительстве агентов советской разведки, якобы возглавляющих «Внутреннюю линию».
Скандал разрастался. Возмущенные русские беженцы на все корки ругали «нацмальчиков».
Засим согласно строгому иерархическому порядку и бессмысленной субординации РОВС возглавил престарелый генерал Архангельский, который после бури все-таки пошел на соглашение с НТСНП.
«Худая слава по свету бежит, а добрая за печкой сидит», — твердил, посмеиваясь, Георгиевский и потирал руки. Приосанился, напыжился и ходил как павлин Байдалаков, задрали вслед за ним носы и «нацмальчики». Связь «Внутренней линии» с советской разведкой не обнаружили, но руководство РОВСа, признав наличие организации в организации, отдало приказ о расформировании «Внутренней линии» и запретило впредь создавать ей подобные.
4Королевский дворец находился в центре Белграда, на улице Краля Милана. Напротив него стояло одноэтажное серое здание царского русского посольства. До 1940 года на нем всегда развевался трехцветный российский флаг, представлявший якобы всю Россию, а на самом деле «Россию № 2».
За домом посольства разбит парк, в глубине которого высится здание «Русского дома». Здесь 28 августа 1938 года открывался в торжественной обстановке IV съезд НТСНП. Гостей оказалось больше, чем предполагали. Почти все члены союза белградского отдела были мобилизованы для обслуживания съезда.
Хованский пришел минут за двадцать до начала. Зал был уже наполовину полон. В буфетах, раздевальнях и фойе толпился народ. В партере его окликнул знакомый голос. Алексей оглянулся. Перед ним стоял бывший преподаватель Донского кадетского корпуса Иван Иванович Павский, ныне один из руководителей «Военной секции» при НТСНП, шофер-таксист, собственник двух легковых машин-лимузинов.
— О, Алексей Алексеевич! — Он вытянулся, щелкнул каблуками, поклонился и протянул руку. — Угадайте, кто тут из прежней компании? Людвиг Оскарович с супругой! Вон разговаривают с Вонсяцким.
Алексей повернулся. У колонны в окружении доброго десятка мужчин и женщин стоял, верней позировал, высокий статный мужчина лет сорока пяти, с красивым мужественным лицом и вьющимися, чуть тронутыми сединой волосами и разговаривал с Ирен Скачковой и Берендсом. С видом сноба, не меняя скучающей мины, снисходительно поглядывая на публику, Вонсяцкий время от времени бросал взгляд на красивую девушку, увлеченно слушавшую югославского офицера-летчика, в котором Алексей узнал Аркадия Попова.
— Да ведь это мадам Скачкова, — сказал он. — А красавец мужчина, вероятно, Вонсяцкий? В связи с его фамилией у меня в памяти возникает какая-то скандальная история. Кто он?
Павский с оттенком недоверия вытаращил на него глаза.
— Вождь русских фашистов в Южной Америке, мультимиллионер, тот, кто женился на королеве кофе. Брешко-Брешковский роман о нем написал. Выпускает газету «Фашист». А Ирина Львовна сейчас мадам Берендс. — И Павский, пожав плечами, сильно втянул в себя воздух, точно всхлипнул.
— Я русских газет почти не читаю, в организациях, кроме РОВСа, не состою, на собраниях не бываю, а вот молодежь меня интересует, — сказал Хованский. — С вами-то мы встречались, ну а Ирину Львовну и Людвига Оскаровича после ужасного убийства генерала Кучерова я не видел. Они куда-то уехали из Билечи.
— Уехали в Германию! — Павский подчеркнул слово «Германию». — На днях прибыли в Белград как муж и жена. Вы посмотрите на нее, все такая же красавица, а он постарел.
Почувствовав взгляд, Ирен повернула к ним голову. В ее глазах что-то вспыхнуло, она улыбнулась, помахала ручкой, потом дернула мужа за рукав и указала на них взглядом.
Берендс закивал головой, зашаркал ногами. Вонсяцкий церемонно поцеловал руку Ирен и по-военному поклонился капитану. И тут же, отвернувшись, уставился на сидящую с Аркадием Поповым красавицу.
«Хоть ты и Вонсяцкий, но отбивать у Аркаши девушку штука весьма рискованная», — подумал Хованский, направляясь к Берендсу и Ирен.
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич! — проворковала Ирен, протягивая для поцелуя руку. — Вы помните, как мы с вами познакомились? Сколько воды утекло! Это было на корпусном празднике, и мы танцевали с вами вальс, и тогда вы мне нравились... Впрочем, сейчас вы нравитесь мне еще больше. Вы настоящий мужчина! А тот — кукла! — и она бросила взгляд в сторону Вонсяцкого.