В июне 1940 года в Москве, на Лубянке, в кабинете, который некогда занимал Артузов, обсуждался вопрос о назначении работающего в Югославии сотрудника контрразведки майора А. А. Хованского на пост безвременно погибшего Ивана Абросимовича.
О Хованском было высказано немало хвалебных отзывов. С сомнениями выступил лишь начальник румынского отдела. Он ссылался на пришедшие из Бухареста сведения.
— Наш новичок, младший лейтенант Сергеев, вышел на связь с приехавшим из Белграда человеком, помощником Хованского, членом НТСНП Чегодовым Олегом, и тотчас после свидания обнаружил за собой наблюдение. Связь оборвалась. Боюсь, что майор Хованский либо слабо разбирается в людях, либо за эти годы потерял бдительность.
— А может, младший лейтенант Сергеев сам привел за собою хвост? — возразил, поднимаясь со стула, красивый майор с вьющейся, чуть тронутой сединой гривой. — Или ему просто показалось? До сих пор Хованский в людях не ошибался. Благодаря ему, его людям мы обезвредили целую банду энтээсовцев во главе с самим Колковым, дружком Околова. А ведь Колкова и Околова, помните, мы разыскивали и в тридцать восьмом году? И второй раз удалось ему неприметно перейти границу!
— И все-таки майору Хованскому следует указать, чтобы внимательней приглядывался к людям. А Чегодова мы проверим. Он ведь должен перейти с группой энтээсовцев через нашу границу, — не сдавался начальник отдела.
Кандидатура Хованского была утверждена, и дано задание в первую очередь обнаружить инициаторов и непосредственных убийц Ивана Абросимовича, и указывалось, что нити этого дела тянутся к штабу генерала Скородумова. Далее предписывалось усиливать всячески работу в белоэмигрантских организациях, активно действующих против Советского Союза; искать каналы проникновения в штабы белоэмигрантских антифашистов, содействовать их объединению в товарищества, а настроенных просоветски — в «Союз советских патриотов». Рекомендовалось постараться проникнуть в штаб генерала Скородумова, чтобы контролировать хоть в какой-то мере его деятельность. В связи с тем, что, по имеющимся данным, фон Берендс — резидент Канариса, после изъятия из сейфа компрометирующего материала рекомендовалось завербовать Берендса, разумеется, соблюдая крайнюю осторожность.
3Разведшкола НТСНП находилась в квартире многоэтажного здания недалеко от центра Бухареста на улице Извор, 12. Здесь же был и кабинет начальника школы и закрытого сектора НТСНП Георгия Сергеевича Околова. Но в кресле за столом сегодня восседал крупный лысоватый мужчина в сером штатском костюме, с великолепным галстуком-бабочкой на шее. Он самоуверенно поглаживал маленькие усики и мягким баском бросал через стол вопросы скромно сидящему на стуле, как бы виноватому Околову. Виктор Михайлович Байдалаков, который сейчас беседовал с Георгием Сергеевичем, был напыщен и самоуверен, как никогда. С важным видом он рассказывал о том, что неделю тому назад к нему в Белград приезжал редактор издаваемой министерством Розенберга русской газеты «Новое слово» Владимир Михайлович Деспотули. Нынешний министр «третьего рейха» Альфред Розенберг, уроженец Таллина и, кажется, однополчанин Деспотули по белой армии, предложил переехать исполнительному бюро НТСНП в Берлин и поставить работу союза на широкую ногу.
— Но сам понимаешь, Георгий Сергеевич, — сделав стальные глаза, продолжал Байдалаков, — нам надо показать товар лицом. Удачно ли у нас идет заброска людей в Советский Союз?
— В общем неплохо, — быстро ответил Околов. — Мы перебросили три группы, радиопередатчик, но связи пока нет. И неудивительно...
— А как, на каких данных составляете легенды?
— Ну, если кто к чекистам попадется, то никакая «легенда» не спасет, — криво усмехнулся Околов. — Опытный следователь любого на чистую воду выведет. К счастью, вода сейчас в Бессарабии и на Буковине мутна и мы можем там плавать. Пока власти разберутся, пройдет немало времени. Немцы стягивают к бессарабской границе войска. К войне, видимо, готовятся. А как нам быть, Виктор Михайлович, с немцами идти? Или...
— Против большевиков — хоть с чертом! — сдвигая брови, жестко изрек Байдалаков.
— С чертом можно и в ад угодить, — пошутил Околов. — Кто нам луковку подаст?
— Какую луковку? — не понял Байдалаков.
— Помните, у Достоевского, как ангел-хранитель протянул луковку грешнице, чтобы вытащить ее из огненного озера?
— Про ту злющую бабу, которая за всю свою жизнь сделала единственное доброе дело — выдернула из огорода луковку и подала нищенке?
— Вот, вот, уже всю было ее ангел вытащил, да прочие грешники стали за нее хвататься, чтобы их тоже вытащили. А баба давай брыкать ногами, и луковка оборвалась...
— Не бойся, я брыкаться не стану, — криво усмехнулся Байдалаков. Потом, нахмурившись, продолжал: — Вот потому мы и решили уехать в Берлин не в полном составе. В Белграде останется Михаил Александрович с надежной группой. Сам знаешь, наш генсек Георгиевский крепко связан с англичанами. Если победят немцы, мы протянем ему луковку, победят англичане — генсек нам ее протянет! Тебе же, Георгий Сергеевич, придется ехать со мной со всем своим хозяйством в Германию. Хоть ты с англичанами тоже сети плетешь.
— С кем я только их не плету, — хмыкнул Околов. — Приходится дружить и с поляками, и с японцами, и с румынами, и с югославами.
— Судя по всему, немцы все-таки нападут на Советский Союз и нам придется находить с ними общий язык, — заключил Байдалаков. — И еще: мы решили — пока не узнаем о судьбе засланных в Бессарабию и Буковину людей, от дальнейшей переброски новых групп воздержаться.
Околов промолчал, но про себя подумал: «Вы решили, а группа у меня готова, и я все-таки ее пошлю. И с Гансом Гельмом еще в Белграде это обговорено. У комиссара в Берлине высокие связи, сам Генрих Миллер, шеф гестапо, ему протежирует, так что у меня будут свои контакты с Германией. И мы еще посмотрим, кто из нас будет занимать это кресло». И он искоса бросил недобрый взгляд на развалившегося в кресле председателя НТСНП Виктора Михайловича Байдалакова.
4Когда началась война и встал вопрос: быть или не быть России, часть российской эмиграции в Югославии, да и во всей Европе, уже в первые месяцы войны включилась в борьбу с фашизмом.
22 июня 1941 года в Белграде состоялось заседание Политбюро Центрального Комитета Союза коммунистов Югославии. Набатом прозвучали слова, обращенные к населению страны:
«Пробил решающий час. Начался решающий бой против злейших врагов рабочего класса, бой, который фашистские преступники сами навязали вероломным нападением на Советский Союз — надежду трудящихся всего мира. Драгоценная кровь героического советского народа проливается не только во имя защиты страны социализма, но и во имя окончательного социального и национального освобождения всего трудового человечества. Поэтому это и наша борьба, и мы должны поддерживать ее всеми силами, вплоть до наших жизней»[29].
Немало русских эмигрантов — кадет, солдат, казаков, офицеров и генералов, мужчин и женщин — вступило в «Союз советских патриотов», поставив перед собой задачу бороться с оккупантами, оказывать помощь пленным красноармейцам и вести пропаганду в пользу Советского Союза. Одни сотрудничали с антифашистским подпольем и партизанами, собирая для югославского командования нужные сведения, другие воевали в частях Народно-освободительной армии Югославии, третьи сражались на самом страшном, тайном фронте. Среди последних были Аркадий Попов, Зорица, Драгутин, Иван Зимовнов, Николай Буйницкий...
Немало их пало смертью храбрых в борьбе. Облили бензином и сожгли смелую студентку Ирину Бердяеву. Замучили медсестру Пятницкую, врачей Чернозубова и Елену Шеремет. Отважно погиб в бою Николай Немирович-Данченко. Мужественно отдали свою жизнь Яковенко, Герсдорф, Минахорян, Дуропов, Рябов, Тимченко, Гаврилова...
Разве их перечтешь?
Истинные ордена носят не на груди, а в сердце. Алексей Хованский носил эти ордена. Из множества побудительных причин, толкающих человека к действию, к подвигу, порой одно упавшее в сердце слово, подобно искре, разжигает костер. Алексей Хованский был человеком, который обладал даром бросать такие искры.