Дядька затолкал Лену в машину и сильно хлопнул дверцей. Но она из окошка показала нам два пальца, а потом пятерню. «Москвич» вдруг взревел и, как бешеный, покатил в сторону Кировского моста.
— Психопатка какая-то, — сказал Дубарев.
— А здо́рово она тебя!
— Ерунда, — сказал Дубарев. — Я ее в гробу видел, в белых тапочках.
— Вы заметили, — сказал Козлик, — у них вся семья какая-то ненормальная.
В этом я с Козликом был согласен. Конечно, странная семья. Я смотрел вслед машине и думал: как же они доедут до Крыма, если с самого начала все переругались? И зачем они тогда едут в Крым? Лучше уж сидеть летом в городе и не уезжать никуда.
Глава 7
Когда я был маленький, я думал, что на Бармалеевой улице живут одни Бармалеи. Сейчас я, конечно, понимаю, что все это ерунда. И вообще я удивляюсь, зачем назвали улицу именем какого-то Бармалея. Что же, у нас нет других имен?
Мы нашли дом номер два, остановились и стали думать, идти нам в пятую квартиру или не идти. Дубарев был против.
— Чего это я пойду? — говорил Дубарев. — Какая-то рыжая крикнула адрес, а я пойду?
Я сказал:
— Ты о ней забудь, Дубарев. Она теперь в Крым катит. А тут Клава сидит. Ее не взяли. Сидит, может, и ревет. Мы же пионеры. Что нам трудно зайти и передать привет?
Но Дубарев стоял на своем. Мне-то было понятно, что он все еще злится. Тогда я предложил:
— Ну, не хочешь, постой здесь, а мы с Козликом зайдем.
Квартиры на лестнице были все перепутаны. Сначала шли номера двадцать девять, тринадцать и еще какие-то, а на третьем этаже была квартира пять.
Мы с Козликом остановились. Было темно и тихо. По всей лестнице пахло жареной корюшкой. Я этот запах очень люблю.
Я позвонил. Сначала было тихо, а потом что-то щелкнуло и зашаркали ноги.
— Кто? — спросил недовольный голос.
— Мы от Лены, — звонко сказал Козлик. — Нам нужна Клава.
Щелкнул замок, и высокий старик в очках распахнул перед нами дверь.
— А мне наплевать, что вы от Лены! — крикнул он. — Боже, как вы мне все надоели, и Лена, и вы, и Клава! Хоть один месяц вы мне дадите покою?
— Мы на минуточку, — шепнул Козлик. — Мы только привет передадим и уйдем.
— Привет?.. — удивился старик. — От старых штиблет!
Он открыл дверь, и мы оказались на кухне.
— По-моему, — сказал он, — она где-то здесь.
Но странное дело, на кухне никого не было!
И тут я догадался, что Клава — вовсе не девочка! И вообще не человек! Но кто же она? Собака? Кошка? Змея?
Старик заглядывал во все шкафы, гремел ведрами, открывал коробки. Наконец он открыл большой старый сундук.
— Вот она! — крикнул он. — Экая пакость.
Мы увидели на куче тряпья большую черепаху. Вернее, только один лишь ее панцирь, потому что сама черепаха спряталась под него.
— Она же здесь задохнется! — воскликнул Козлик.
Старик крикнул:
— Ну и что?
Мы с Козликом переглянулись.
Вдруг в передней резко зазвонил звонок.
— Ну, кто там еще? — спросил старик.
Голос Дубарева спросил:
— Клава дома?
— Эт-то еще что такое? — крикнул хозяин квартиры.
Мы с Козликом сказали:
— Это Дубарев!.. Это наш!..
Дубарева, видно, разобрало любопытство. Не смог на улице утерпеть.
— Забирайте немедленно! — крикнул старик. — И чтобы духу ее здесь не было!
Я взял черепаху в руки. Козлик сказал:
— Спасибо, до свидания.
— Проваливайте, — буркнул старик.
Дубарев ждал нас на лестнице.
— Вот, — сказал я и отдал ему черепаху.
Он взял ее под мышку, как какое-то неодушевленное существо, и спросил:
— Ну, а Клаву-то вашу видели?
— Видели, видели, — сказал я и подтолкнул Козлика.
Козлик сказал:
— Какой ты недогадливый, Дубарев, она же у тебя в руках.
Дубарев этому нисколько не удивился. Дубарев как-то умеет ничему не удивляться. Это меня в нем удивляет.
Дубарев сказал:
— Тяжелая Клавка-то!.. — и покачал ее на руках.
Мы не знали, что делать нам с черепахой. Мы не спросили у старика, какие у нее повадки и как нам ее кормить. Да он, наверное, и сам не знал, раз так ее ненавидел. Но самое непонятное было, как выманить ее из панциря. Не всю, конечно, а только голову. Вся черепаха из панциря не выходит никогда.
Мы зашли в Кировский садик и положили ее на траву.
Козлик позвал:
— Клава, Клава…
Черепаха не шевелилась.
Я сказал:
— Наверное, она спит.
— Проснись, Клавка, — сказал Дубарев и щелкнул по панцирю.