— Голый ужин? — он приподнял бровь и сложил руки на груди.
— Да, да. Ну чего стоишь столбом? Раздевайся. К столу допускаются только те, кто соблюдает положенную форму одежды.
Он фыркнул и рванул пуговицы на груди.
Ужин был ужасным и невыносимым испытанием.
— Я не могу есть, — простонал он, сидя за столом напротив Петры, сжимая в кулаках столовые приборы и плотоядно облизываясь на ее обнаженную грудь. То, что находилось в тарелках, едва ли привлекло его внимание.
— Хм, — она вздернула носик и невозмутимо повязала на шею тканевую салфетку. Расправила края и с вызовом посмотрела на него.
— Так еще хуже… — в отчаянии закрыл он глаза, — теперь я их не вижу…
— Доедай, — сурово сказала эта безжалостная женщина, — у нас еще перемена блюд.
Она встала, повернулась к нему задом и пошла в сторону кухни, на ходу закинув руку за спину и потянув на талии завязку передника. Ткань белой лужицей скользнула на пол и осталась там лежать.
— Давай заведем прислугу, — произнес он чужим, хриплым голосом и аккуратно отложил вилку на стол.
— Зачем? — крикнула Петра из кухни под звон посуды.
— Просто потому, что мы можем себе это позволить, — он представил, как она стоит там, стройная, с острыми маленькими грудками и коварной полуулыбкой на губах, и невольно облизнулся.
— Мы? Но разве плохо, что здесь есть только мы? Я не хочу никого видеть в нашем доме. Никого лишнего тут мне не надо. Может быть, я всю жизнь мечтала о собственном доме, где только я буду хозяйкой. И пока что меня все здесь устраивает.
Петра вернулась обратно с двумя вазочками, в которых красовался десерт — нечто сливочное, взбитое и воздушное — но сесть на место не успела. Димитрий, затаившийся как зверь, выждал момент, вскочил на ноги, одним взмахом смел все со стола на пол и уложил ее ровнехонько посередине.
— Не хочу, чтобы ты портила свои мягкие ручки, — проурчал он, утыкаясь лицом в ее шею.
— Ну вот, ковер испачкал… — с сожалением прищелкнула языком Петра и обхватила его ногами за бедра. — Голодный… какой же ты голодный, Дим… ни одной эротической игры не выдерживаешь.
— Не выдерживаю, — покаялся он, сжимая член одной рукой и начиная водить им по ее сомкнутым нижним губам. Дразня, но еще не погружаясь. — Я слабый, смертный заложник твоей плоти.
— Может быть, своей? — Петра прогнулась в спине и смотрела на него снизу вверх настолько довольным взглядом, словно весь вечер только и предвкушала, что все случится именно так.
— Твоей. Только твоей, сладенькая…
И, верный своим словам, он не выдержал и все-таки рванулся внутрь нее членом.
Потом он сидел в кресле, небрежно перебросив одну ногу через подлокотник, и наблюдал, как Петра чистит ковер. Конечно, она осталась в своем репертуаре и надела только резиновые перчатки. Под ее ловкими руками росли и пыжились белые хлопья пены, а так как стояла она на четвереньках, то со своего места он прекрасно видел ту часть ее тела, которая еще казалась припухшей после его вторжения.
— Не смотри на меня так, — отчеканила она, не оборачиваясь и ни на минуту не отвлекаясь от дела.
— Как же мне не смотреть, если ты специально встала так, чтоб я смотрел? — искренне удивился он.
— Воспитывай силу воли, — и тут же глянула через плечо с лукавой искоркой в глазах. — А что, тебе нравится?
— Видеть тебя на коленях? Оттирающей, как служанка, мой ковер? — он ухмыльнулся и чуть пошевелил ногой. — Очень. Ползи сюда, я кое-что тебе покажу.
— А что, тебе нравятся служанки? — продолжила допытываться она и вдруг нахмурилась. — Ты часто делал это со служанками? Ну в том своем богатом доме, который у тебя наверняка есть, но о котором ты никогда не рассказываешь.
Ухмылка тут же сползла с его лица.
— Нет у меня никакого богатого дома. И никогда не было.
— Но ты же лаэрд… — растерялась она.
— А что, по-твоему, бездомных лаэрдов не бывает?
— Я что-то не то спросила? — на лице Петры проступило огорчение. — Ох, Дим, прости меня, пожалуйста, я не хотела. Я просто…
— Что "просто"? В конце концов, встань уже с этого ковра. Оставь его. Завтра Ян найдет кого-нибудь, чтобы вывели все пятна.
— А я не хочу никакого Яна, — в тон ему рявкнула Петра. Она вскочила на ноги, сдернула с рук перчатки и швырнула их на пол. — Не нужен мне никто. Сама справлюсь.
И прежде, чем он успел ответить, она подошла к креслу, обхватила голову Димитрия и прижала к своей груди. Затем нагнулась, легкими едва ощутимыми касаниями губ прошлась от его виска до подбородка. Он зажмурился, крепко стиснул кулаки, оставаясь неподвижным.