Пусть так… пусть хотя бы так…
Когда-то эта спальня принадлежала старшей дочери канцлера. Переехав вслед за Димитрием в резиденцию, Северина по логике должна была бы занять покои супруги правителя — но та делила одни комнаты с мужем, что в нынешнем случае, конечно, даже не рассматривалось, как вариант. Поэтому она выбрала наиболее приглянувшееся ей помещение и обставила по своему вкусу. Димитрий редко заходил сюда, и теперь, в ярком свете ламп, Северине вдруг подумалось, что ее спальня выглядит слишком по-женски. Здесь было много розового и золотого, цветов и воздушных драпировок. Ее циничный, насмешливый супруг не скрывал пренебрежения, оглядываясь по сторонам, и это ее задело.
— Когда ты, наконец, простишь Яна? — раздраженно бросила Северина, со вздохом опираясь на толстый резной столб, который удерживал балдахин над кроватью. Согнув ногу, она взялась за туфлю и сбросила ее, опустила усталую стопу на ковер и подняла другую. Стоять обутой больше не осталось ни сил, ни желания.
Димитрий уже повернулся к ней спиной и успел взять с подноса один из бокалов. Его рука на мгновение замерла в воздухе.
— Почему ты спрашиваешь меня о нем?
По ее коже побежали мурашки. Она сделала что-то не так? Необдуманно дала ему повод для подозрений? Отчего в его голосе появилось столько металла?
— Все люди меняются со временем, — постаралась ответить Северина как можно более равнодушно. — Мне показалось, что и ты мог измениться в своем отношении к нему.
— Люди меняются, — согласился Димитрий. — Все. Но не я. "Его" голос не разговаривает со мной уже много лет с тех самых пор, как Эльза сбежала. В моей башке тишина, — он указал на свой висок и тряхнул головой. — Но я продолжаю делать все то же самое, что и по его приказу. Мне нельзя меняться. Если "Он" заговорит со мной, я должен быть готов. Так почему ты спрашиваешь меня о Яне именно сейчас, маленькая волчица?
С бокалом в руке Димитрий повернулся к ней. Он задумчиво посмотрел на нее, водя пальцем по верхнему краю, затем обмакнул его в шампанское и отправил в рот, будто решив осторожно попробовать вкус. Распахнутая рубашка открывала его твердую гладкую грудь и кубики мышц пресса. Северина невольно облизнула губы и поняла, что он смотрит именно на них. Ей стало трудно дышать.
Может быть… может быть, сегодня все пойдет по-другому…
— Мы с Яном пообщались на балконе, — решила она не врать, — он не понимает, почему ты так суров к нему.
— Да все он понимает, — отозвался Димитрий с ледяной усмешкой, и ей стало страшно от пустого, лишенного всяких эмоций выражения его глаз, — он не сказал, из-за чего наказан?
— Нет, — пробормотала Северина, — он никому не рассказывает. Я бы обязательно узнала…
И это была правда. Ее сплетницы наверняка бы донесли.
— Хорошо, — немного смягчился Димитрий. Он подошел, смочил палец в бокале и коснулся им губ Северины, — значит, Ян понимает, что прощен быть не может.
Пузырьки шампанского защекотали ее кожу, лопаясь на губах, она приоткрыла рот, собираясь поймать капли, которые потекли по подбородку, и в это время Димитрий ее поцеловал. Их мокрые языки сплелись и затанцевали, голову Северины заполнил туман, в груди разрасталось что-то тяжелое, плотное. Казалось, если ее неосторожно тронуть где-то еще — она взорвется.
Пусть так… пусть… так…
Он тронул. Запустил палец в уголок ее рта, прямо во время поцелуя растягивая его, по-звериному вылизывая ее зубы и внутреннюю нежную поверхность губы. Грубо, порочно, и весь он сам был с ней грубым и порочным, и она все равно до безумия любила его…
— Открой рот пошире, маленькая волчица.
Северина подчинилась, и Димитрий принялся лить шампанское ей на язык. Спиртное хлынуло в горло, она не успела сглотнуть, часть вылилась на грудь, промочила лиф платья. Он склонил голову и долгими, неспешными движениями принялся слизывать сладковатую жидкость, смакуя каждый сантиметр ее кожи. Северина вскинула глаза к потолку, хватая ртом воздух. Все ее тело, каждая крохотная частица стала средоточием болезненного удовольствия. Ей не хотелось ласк, ей требовался просто секс, жесткий и яростный, утоляющий ее страдания, как ливень утоляет жажду пересохшей земли. Но торопить Димитрия она боялась, давно уже поняла, что давить на него бесполезно и даже бывает себе во вред. Его можно только обмануть, обхитрить, завлечь в ловушку, и коль уж ей удалось это один раз, кто знает, возможно, все еще получится снова.
Раздался хруст. Северина увидела, что Димитрий раздавил в ладони пустой бокал. Совсем как она, когда увидела его танцующим с Алисией, только на нее тогда нахлынула буря эмоций, а он, похоже, сделал это вполне осознанно. Зажав в окровавленных пальцах один из крупных осколков и отбросив мелкие, он провел острой гранью прямо от ее ключицы до самого выреза лифа, оставляя тонкий красный след с мгновенно выступившими крохотными рубиновыми бусинками.