Матери она соврала, что купила зверей сама ради коллекции мягких игрушек, и ложь не вызвала подозрений.
Еще они ездили купаться на реку. В жаркие летние дни на широкую песчаную отмель за пределами города приезжали многие молодые люди, и от их количества в глазах пестрело. Громко звучала музыка, смеялись девушки, утопая босыми ступнями в горячем песке. Похожая зимой на синюю сталь, летом прогретая вода выглядела желтовато-зеленой. У берега она почти не двигалась и даже обжигала ноги, лишь быстрое течение в середине оставалось холодным.
Это было место отдыха горожан, но не аристократов. Аристократы стремились уезжать на целебные источники или к океану, столичную реку они считали слишком грязной, чтобы омывать в ней свои тела. Канцлер до самой осени отбыл с семьей в дарданийские горы — его младший сын с рождения страдал сердцем и плохо переносил жару. Мать и отец Эльзы тоже завели как-то разговор об отъезде, но потом обнаружилось, что у них обоих полно дел: у нее благотворительность в сиротском приюте, у него — хлопоты в парламенте, и поездка, к великому облегчению их дочери, отменилась. Ей нравилось просто проводить дни с Алексом на реке.
Поначалу на Эльзу там все обращали внимание из-за ее яркой характерной внешности. Но потом она научилась прятать иссиня-черные волосы под шелковым платком от солнца, серебристые глаза — почаще опускать при разговоре, а ее бледная кожа, нещадно обгоравшая днем и восстанавливающаяся за ночь, наконец-то приобрела красивый кремовый оттенок, и Эльза перестала выделяться среди обычных людей.
Она обнаружила, что у Алекса много друзей. С ним постоянно кто-то здоровался или останавливался поболтать. Девушки целовали его в щеку, а в "доверительных" беседах с Эльзой часто намекали, что он никогда не считался однолюбом. Она старалась не слушать. Алекс ведь никогда и не говорил, что она у него первая, вторая или третья. Он назвал ее последней. А это было гораздо лучше.
К тому же, собственные глаза оставались у нее на месте, и этими глазами Эльза видела, что Алекс больше ни на кого не смотрел. Когда они лежали рядышком на песке, подставив тела яркому солнцу, его пальцы то и дело оказывались под тонкими бретельками ее купальника, а губы — на ее нагретом плече. От этого прямо на сорокоградусной жаре Эльзу охватывал озноб, и по телу бежали мурашки. У нее мутился рассудок, во рту пересыхало, и она совсем забывала, что вокруг них полно людей.
— Я хочу тебя, — шептал он, поглаживая ее голый и чувствительный живот, от чего внутри нее вверх и вниз разлетались ослепительные искры.
— И я тебя хочу, — откликалась она, едва успевая перехватить эти настойчивые и твердые мужские пальцы, которые уже стремились ниже, туда, где все так отчаянно истекало влагой и жаждало ласкающих прикосновений. Но рациональная сторона личности брала свое, и Эльза продолжала: — Но не могу, не здесь же. Не здесь.
Алекс никогда не настаивал. Он только просил.
— Поехали. Куда-нибудь. Когда ты, наконец, станешь моей?
— Я не могу куда-нибудь, — округляла глаза Эльза, — ты же понимаешь. Это будет мой первый раз, и он должен быть…
— …идеальным, — заканчивал за нее Алекс. Он гладил ее по щеке и вздыхал. — Знаю, знаю. Ты хоть намекни, как все должно выглядеть.
— А разве ты сам не представляешь? — удивлялась она.
— Нет, — он качал головой и с видимым трудом отодвигался, чтобы не дразнить себя еще больше, — для меня любое место — идеальное, если там есть ты.
Северина бы, конечно, ее высмеяла за излишнюю трепетность. И возможно, та ночь, когда Алекс повез Эльзу любоваться на светлячков, танцующих на лесной поляне над душистыми травами, показалась бы идеальной. Или тот вечер, когда они просто сидели на холме за доками, где никто не ходит, и смотрели на закат. Проблема заключалась в том, что Эльза сама не знала, как должно выглядеть идеальное место. Это было внутреннее ощущение, какой-то неясный образ, с которым в реальности она пока не столкнулась. И в этом она тоже отличалась от Алекса.
А может, она просто боялась? Может, это был наивный детский страх перед чем-то неизведанным, запретным, перед бесповоротным шагом во взрослую жизнь? Эльза ловила себя на мысли, что ей снова не хватает короткого, но доверительного разговора с ужасным старшим братом, который бы расставил все по местам. Но таким не делятся даже с братом. Этот страх ей предстояло побороть самой и в одиночку.