А затем продавщица начала выносить одежду, и у Алекса запестрело в глазах. Все-таки он купил все, что нужно, и вручил Эльзе, когда вернулся. Зачем он только это сделал? Она крутилась перед зеркалом, и примеряла наряды, и заставляла его помогать ей застегивать белье, а он вставлял крючки в петли, боролся с пуговицами и облизывался, ощущая себя очень больным и злым.
Он был болен ею и злился на себя за это. С самого начала все между ними пошло неправильно, с самого утра, наступившего после полнолуния, когда Алекс обнаружил себя голым, лежащим на полу в подвале и прижимающим к груди обнаженную Эльзу. Она улыбалась ему, ласковая как котенок, и он сразу понял, что память так и не вернулась к ней. Один раз он дал слабину, сказал себе Алекс, потому что в полнолуние невозможно контролировать своего зверя, но больше такого повторять нельзя. Надо заставить ее вспомнить. И если она простит — тогда он будет с ней.
Он снял с себя ее руки и ушел в душ, чтобы смыть кровь и пот после обращения. Захлопнул дверь, включил воду на полную мощность, заставил себя не думать о том, как потухли ее глаза и обиженно поползли вниз уголки губ, когда он не ответил на утренний поцелуй и отвернулся. Так лучше, так правильнее. Она не помнит его, а он не должен пользоваться своим преимуществом.
Но он не учел одного. Вместе с памятью Эльза потеряла всякое ощущение правильности. Она поступала так, как велело ее сердце. Поэтому, стоя под хлещущими струями и упершись руками в стену, Алекс с опозданием заметил, что она пришла к нему.
— Уходи, — процедил он сквозь зубы.
Эльза молча посмотрела на него и упрямо покачала головой, а затем взяла губку, намылила ее и провела по его спине сверху вниз долгим движением. Он едва сдержал глухой стон. Надо прогнать ее, надо взять эту неприятную обязанность на себя, и потом она еще скажет ему спасибо. Но он стоял и стоял в той же позе, чуть согнувшись и подставив ей спину, а ее маленькие руки были нежными и умелыми. Она гладила его плечи и бока, соскальзывала ладошками на живот и ниже. Ее пальцы начали разминать и массировать его мышцы. Это было приятно, невыносимо, до боли, Алекс скрипел зубами и хотел еще и еще. В какой-то момент он просто развернулся к ней, прижал ее к стене, потерявший всякий рассудок, порабощенный своим влечением, четко осознающий, как неправильно поступает, а Эльза прерывисто выдохнула, улыбнулась и обвила руками его шею. Горячая вода текла по ним и между ними, пока он двигался всем телом и шептал ей в губы, что любит.
Безумие.
Потом он за это поплатился. Они отправились завтракать и, прижимаясь к плечу Алекса, Эльза спросила, куда делись их слуги.
— Здесь никогда не было слуг, Эль, — сдержанно ответил он, кидая в ее кофе сахар. — Они были в твоем прежнем доме, где ты жила раньше.
— Мать держала целый штат слуг, — без тени сомнения кивнула она, — но мы с тобой решили ограничиться всего двумя, я помню. Ты сам их нанимал. Где они?
Она считает его своим мужем, понял Алекс. Тем, с которым жила все прошедшие годы. Ее привязка наложилась на воспоминания о браке, создав непредсказуемую смесь. Кто знает, кому на самом деле улыбается теперь Эльза: ему или образу бывшего супруга? Кто знает, чье имя бессвязно шептали ее губы, пока он, как дурак, твердил ей под горячими душевыми струями "люблю"?
В то утро они сильно поссорились. Алекс попытался объяснить Эльзе, что с ней случилось, напомнить о дочери, но это довело ее до истерики. Она схватилась за виски, закричала, заплакала, обернулась волчицей и убежала. Он нашел ее в подвале, забившейся в угол, с медведем между лап, она рычала и скалила зубы на него. Это было самое страшное — откат назад после всего того долгого пути, проделанного Алексом к личности настоящей Эльзы.
Он ушел, оставив ее в покое, а когда вернулся вечером, Эльза снова стала человеком, но смотрела настороженно и молчала. В ту ночь Алекс лег спать на диване, уступив спальню ей и ее медведю.
На следующий день он накупил ей одежды и осыпал подарками.
После этого, если Алекс не давил на нее и не заставлял вспоминать, Эльза казалась прежней, ласковой и влюбленной. Она очень скучала и страдала, оставаясь днем в одиночестве, встречала его по вечерам, как примерная жена, вкусным ужином. Вопрос о слугах они по взаимному согласию замяли. Эльза взяла привычку сидеть с Алексом на кухне, с мечтательным видом подпирать кулачком подбородок и смотреть, как он ест. Ей нравилось ухаживать за ним и подкладывать ему лучшие кусочки. И наносить ему удар за ударом.